Главная | Содержание | Глава 33 Текст главы набирал SSS Сергей@mail.ru
— скан стр.
01 — сноска Глава 34 (сканы)27.08.1979
??.??.1983 (без правки автора) Помкомвзвод
Октябрь 1943 года

Дивизия подтягивалась к передовой. В боевых порядках полка осталось совсем мало солдат. Тыловиков и обозников, если подсчитать, было много. Но они при подсчете штыков в счет не шли, их берегли на развод после войны, в полку ждали из тыла нового пополнения.

Стрелка солдата учить воевать не надо. Прибыл в полк, сунули его на передок и сиди, привыкай к грохоту снарядов. А тыловички, брат, все специалисты, один по хомутам, другой по оглоблям. Тоже нужно уметь выбрать, а то ты и еловую жердь поставишь. А эти по портновскому и сапожному делу. Возьми хоть Есю парикмахера. Убёт его, где возьмешь?

Передовые подразделения вошли в соприкосновение с немцами. Тыловики нарыли землянок, закопались в лесу. Деревень в этом месте не было. Через два три дня передовые подразделения сосредоточились в полосе обороны. Солдаты стрелки отрыли ячейки, через некоторое время на буграх появились ходы сообщения.

Разведчики ленивый народ. Они не охотно берутся за саперные лопаты. Разведчики вольные бродяги, они не любят ковыряться в земле. Если их заставить строить землянку и не дать указание на счет перекрытий и глубины, то котлован они выроют неглубокий, перекрытие положат из жердочек. Такую лазейку и нору оборудуют, что внутрь заползти можно будет только на четвереньках. Не спецы они по строительству и не любят этого дела. Им что готовенькое, брошенное немцами, найти.

— Что это, канаву отрыли? — спрашиваю я. Федор Федорыч молчит.

— А это, что за хворост лежит? Канаву что ль хотите сверху перекрыть?

— Ну да! Потому как ребята считают, что прямое попадание снаряда и мины исключено.

— Я тебя спрашиваю! Почему вместо землянки братскую могилу отрыли?

— Как братскую?

— Сам что ль не видишь? Лег в неё, согнул коленки, а они наружи торчат. Неужель котлован во весь рост лень отрыть?

— Нет охоты зря надрываться. У нас как. Мы тут строим землянку, роем котлован во весь рост, а нас завтра приказом командира полка пихают на другой участок. Там отрыли и иди снова на новое место копай во весь рост. У нашего полкового в голове милашка. Он тискает её и у него в голове каждый день новая идея. Он толком сам не знает кого куда пихнуть.

Вобщем, так капитан! Пусть сперва в обстановке, как следует разберутся, определят для нас место, жердочки тогда мы слать не будем, выроем котлован и поставим палатку. А если сверху что и попадет, то и под двумя накатами не уцелеешь. Поживем, увидим. Обоснуемся на одном месте, через неделю поставим землянку в три наката.

— Зима на носу! Не сегодня-завтра морозы могут ударить. Потом землю киркой не возьмешь. Вечная история уговаривать тебя.

— Вы можете приказать.

— Приказать легче всего. Я хочу, что бы ты сам заботился о солдатах. Будешь рыть котлован, советую рыть его на открытом месте. Славяне вон лезут в овраги и кусты, а ты место выбирай в сторонке от всех, в открытом поле. Днем наши ребята, как правило, отдыхают, а ночью со стороны немцев ничего не видать.

Проход вниз в землянку прикроешь старыми маскхалатами. Пусть их распорют, а старшина у портных на машинке сошьет.

Вот так Федя, тебя тоже заставлять приходится. А пора бы самому обо всем заранее подумать. Рыть будете ночью. Свежие выбросы маскировкой к утру прикрывать. Думаю, за три дня работу успеем закончить.

— Ладно, сделаем! Только не щас! Через неделю, как договорились! — Рязанцев повернулся и ушел.

Я лежал за обратным скатом небольшого бугра метрах в трехстах от немецкой траншеи и осматривал немецкие позиции. Рядом, сзади на корточках сидел помкомвзвод.

По штатному расписанию второй офицер во взводе разведки был не положен. А по делам Рязанцева нужно было иногда подменить, дать ему выспаться и привести мысли в порядок.

В стрелковых ротах и на этот раз не хватало солдат, чтобы прикрыть всю полосу обороны. Полковой разведке поэтому выделили участок переднего края.

На передний край с разведчиками должен был отправиться помкомвзвод. Ему дали два ручных пулемета и десять человек ребят. Самые опытные остались с Рязанцевым, они рыли землянку.

Помкомвзвод и десяток разведчиков должны были прикрыть около километра по фронту.

— По сто метров на брата! — так выразился помкомвзвод, когда отобрали ребят и построили перед выходом в овраге.

— Вот что, Степа, — сказал я помкомвзводу. Сделай три ночные смены и одну на целый день.
Поглядывай за немцами перед рассветом. С вечера немцы (сюда) не пойдут. За всю войну не было такого случая, чтобы они на ночь глядя сунулись вперед.

Скажи ребятам, пусть поглядывают и всё примечают. Может на твоем участке можно будет взять языка. Федя тогда со своими придет.

— Обязательно, — всякий раз отвечает помкомвзвод. Слово «обязательно» у него употреблялось в смысле:

— Так, точно! Будет сделано! Он сидел на корточках боком ко мне.

Помкомвзвод имел привычку, когда разговаривал смотреть куда-нибудь в сторону, устремив свой взгляд куда-то вдаль. Как будто там, вдали, находился его собеседник. И сколько раз я не пытался заставить его при разговоре повернуть голову в мою сторону, он тут же отворачивал её и смотрел мимо плеча.

— Ты Степа на стрелковые роты не смотри. Немец напрет, стрелки могут драпануть со своих позиций. Ты их не держи. Пусть себе в тыл бегут. Руки у тебя будут развязаны. Если увидишь, что фронт прорван. Собери ребят около себя, местность здесь пересеченная. Танки здесь вряд ли пойдут. Они могут ударить по сухому месту где-нибудь в стороне. Назад не ходи. Отойдешь вперед, вот на тот край болота. Заранее пошли ребят отрыть там запасные ячейки. Болото прикроет тебя с тыла и с фланга. В лоб в атаку на немцев не ходи. Они к тебе не пойдут, стороной обойдут болото. Нам нужны живые люди. Трупы нам не нужны. Пусть славяне бегут. Во время паники немцы тебе фланг свой подставят. Смотри по обстановке. Можешь ударить им в тыл. Тут кусты. Подойти к ним будет удобно. Обойдешь немцев, бей им короткими очередями в спину. Немцы сразу в штаны накладут. Учти! Немец теперь труслив. Это не те, что были в сорок первом. Этих с первого выстрела заставишь руки поднять. Огонька у вас хватит. Два пулемета и автоматы. Всыплешь немцам свинца и по кустам на другую сторону отходи.

Предупреди каждого. Ни какой там паники, дисциплина и порядок должны быть в бою. И нахальства побольше!

Я сказал старшине, чтобы твоим ребятам он выдал ватные стеганые куцавейки. Шинели сдадите ему. Саперные лопаты тоже возьмешь у него. У тебя будет легкий подвижной отряд. Возьмешь по две гранаты на каждого.

Учти! Отойдете в тыл вместе с пехотой. Солдатам ничего, а тебя отдадут под суд. Соображаешь? Ваша задача затаиться около болота.

Как только немцы прорвутся, наши подкинут резервы из армии. А когда положение восстановят и станут разбираться, кто драпанул, и кто где сидит. Окажется, что вы ведете бой в тылу у немцев. Немцы начнут отходить. Вам по кустам вернуться к болоту — раз плюнуть.

Запомни! При подходе наших к болоту, дашь сигнал, две зеленых ракеты подряд.

Все это я говорю на случай, если немцы сунутся в атаку. На войне, Степа, всякое бывает!

Сейчас немцы нас каждый день бомбят. Они боятся нашего нового наступления. Думаю, что в обороне у вас будет всё спокойно. Отправляйся с богом, как в старину говорили.

Помкомвзвод обернулся ко мне на какое-то мгновенье.

— Что, это он? — подумал я. Не всегда удавалось поймать его взгляд.

Лицо его худое и мускулистое всегда было сосредоточено, чем-то озабочено и угрюмо. Волосы и небритая щетина были цвета выгоревшей соломы или пакли. Сам он был похож на кряжистый пень, вывороченный из земли на пахотном поле. Ходил он вразвалку, и чуть согнувшись. Руки у него были сильные, узловатые и мускулистые. Оканчивались они корявыми и толстыми, мозолистыми пальцами. Ладони круглые, как толстые лепешки. Схватит он такой лапой немца. Кости затрещат у прилизанного вояки.

Мне казалось, когда я смотрел на него, вот он русский мужик, на котором стояла наша земля.

Схватит такая рука немца за горло — кровь брызнет сквозь зубы изо рта, глаза вылезут из орбит.

Все до мелочей в этой приземистой фигуре я знаю. Вот только цвет глаз ни разу не уловил. Смотрит он всегда куда-то в сторону.

Ходил он легко и быстро, подметками сапогов не тер, как Федя, земли. В лесу сучка не раздавит, веткой не шевельнет. Весь он был какой-то подвижный и вместе с тем угловатый. Роста не большого, а сапоги сорок пятого размера носил. Ребята его уважали, а некоторые даже побаивались. Что-то такое сидело у него в внутри. Делал он всё быстро и точно, не то, что мы с Федей Рязанцевым. На нас тогда нападала апатия, безысходная грусть и хандра.

Если он рыл землю, вцепившись в черенок лопаты, то работал, как заводная машина. В работе с ним сравняться никто не мог. Бросая по сторонам быстрые взгляды, он всё примечал, и солдаты его понимали без слов. Вообще он был замкнут, и слыл неразговорчивым человеком.

Но когда дело доходило до постановки задачи, он выкладывал ребятам все подробно и со знанием дела. Он выкладывал боевое задание перед солдатами простым и понятным языком. Он, как бы рассказывал малым ребятам сказку. А когда разговор доходил до главного, он вставал и смотрел поверх их голов в синеватую даль. Со стороны посмотришь, можно подумать, что рассказ излагал он ни своим солдатам, сидевшим рядом, а кому-то тому, кто находился в самой дали.

Лет ему было около тридцати. Все мы, кроме старшины, были его моложе.

Худое, обветренное лицо его все время меняло выражение, когда он говорил. То грусть на лице, то полное спокойствие и уверенность, то душевная забота и доброта, то злость и необузданное нетерпение.

По его физиономии нельзя было сказать, что он при этом думает. Он всегда говорил о деле. Он, никогда не был похож сам на себя. Злым я его никогда не видел. Но злость у него к любому делу была.

После изложения поставленной задачи, помкомвзвод обычно замолкал. Он, как бы очнувшись, вспоминал, что он неразговорчивый.

Я был уверен, что помкомвзвод с заданием по обороне участка справится. Разведчикам придется посидеть в обороне, пока в полк не придет пополнение.

У Рязанцева осталась группа в шесть человек. Эти шесть самые опытные. Их нужно беречь, под огонь зря пускать нет смысла. От нас полковое начальство требует свое. А мы не хотим терять зря людей.

Кому охота умирать ради того, чтобы полковым в тылу жилось и спалось спокойней. Мы тоже не лыком шитые, тоже кой-что понимаем!

Солдат в полку не считали. Их подгоняли вперед до тех пор пока в ротах оставалось не больше десятка. Это закон войны.

Когда солдат в ротах нет, когда нечем прикрыть оборону, тогда с начальства какой спрос. Солдаты свой долг выполнили, полегли на поле боя.

Хорошо воевать, когда на головы немцам летят сотни снарядов, когда над ними рушится все и гудит земля. А тут сидишь на одних винтовочных патронах и в сторону немцев ни одного вшивого снаряда, ни одного пушечного выстрела. Артиллеристы знают своё дело. Они берегут матчасть.

А когда тебя вместо орудий снабжают газеткой на закрутку махорки, тут извените, солдат воевать не могёт.

Прошло пару дней. Однажды с наступлением темноты полковое начальство вдруг взбеленилось. Мне по телефону дано категорическое указание выйти на передовую, определить обстановку и срочно доложить. Дело в том, что на участке соседней дивизии немец взял и из передней траншеи отошел. Сделал он это потому, чтобы выровнять переднюю линию фронта или с перепугу драпанул. Сейчас этот вопрос изучается в штабах, и к утру нам скажут определенно. Но сейчас нам главное не прозевать отход немцев.

Меня отправили на передовую. Размотали за мной телефонный провод. Мне приказано докладывать.

Помкомвзвод, встретив меня, доложил, что немцы спокойно сидят на месте и пускают осветительные ракеты. Действительно, из глубины немецкой обороны блеснули вспышки и над нашими головами пронеслись, шурша снаряды. Из передней немецкой траншеи полоснул трассирующими пулемет. Над нейтральной полосой побежали мигающие проблески.

— На нашем участке немцы пока сидят на месте! — доложил я по телефону. — Подождем до утра! Сейчас на дорогах темно. Бежать неудобно. Немцы всегда темноты боятся.

— Ты смотри, там не спи!

— Боятся! — подумал я.

Перед рассветом часа за два на переднем крае у немцев прекратилась стрельба. Я позвонил в штаб полка и доложил о случившемся.

— Когда прекратилась стрельба?

— Только что!

— Смотри на карту. Уточняем тебе маршрут. В головную заставу пошлешь командира взвода. Оставь себе группу охраны пять человек. Командир полка выходит к тебе. Вперед пойдешь вместе с ним. И последнее! Держи связь с головной заставой посыльными.

Ночь была тихая и темная. После обстрелов и грохота тишину воспринимаешь как-то тревожно.

Я подождал командира полка, и мы тронулись вперед по указанному направлению. Я одного не понимал, зачем майор подался с нами в неизвестность. Решил попробовать, как это делается?

Кругом впереди нет никого и ничего не видно. Мы двигаемся цепочкой, обходя кусты и деревья.

Первую немецкую траншею мы перешагнули в темноте. Рассвет незаметно и быстро распластался над землею.

Вот мы подошли к второй немецкой траншее. Еще полсотни шагов и за колючей проволокой немецкие окопы. Пока мы в проволоке проделываем проход, вокруг становится светло. Перед нами заминированная полоса. В земле повсюду набиты колышки и натянута проволока. Искать проходы, у нас нет времени. Разминированием потом займутся полковые саперы. На это немцы и рассчитывали, оторвавшись от нас. Я останавливаю группу и оборачиваюсь к командиру полка.

— Впереди минное поле. Будем обходить или пойдем напрямик. В обход нужно идти вон в ту сторону к болоту. Мы сворачиваем и идем след в след. Острыми щупами будут колоть землю завтра саперы с утра.

— Идти след в след! — подаю я команду.

Командир полка идет сзади и молчит. Мы идем по какой-то изрытой снарядами узкой низине.

Что это? Брошенные ящики из-под снарядов или немецкие гробы, привезенные из Германии для солдат и офицеров? По спине бегут мурашки от вида гробов. А то, что под ногой может оказаться немецкая мина, это нас не беспокоит. Неприятное чувство видеть на фронте гробы.

Пока мы разинули варежку, метах в пяти разорвался тяжелый снаряд. Его можно было бы уловить на слух при подлете. Всплеск огня и дыма и осколки веером разлетелись кругом. Мы даже пригнуться не успели. Взрывная волна ударила сразу по челюсти. Снаряд, как бы облаял тебя.

Пехотная мина, зарытая в землю, неприятней любого снаряда. Она ждет тебя тихой сапой, не шуршит, не гудит на подлете. Идешь по краю минного поля и кишками её чуешь. От одной мысли, что она под ногой, внутри все воротит.

Плывет из-под ног изрытая, бугристая земля. Под ногами то травянистый покров, то ямы и серые выбоины. Мы спускаемся вниз и снова поднимаемся вверх.

Впереди идет группа головного дозора. За ними в пределах видимости следуем мы. Бокового охранения и дозоров мы обычно не ставим. Следов гусениц нигде не видно. Только на дорогах колесная колея.

По всем признакам на местности здесь лежит новая линия немецкой обороны. Мы прошли в темноте и после рассвета всего километров шесть, а кажется, что отшагали больше десятка.

Но что это? Немецкая линия обороны пуста? Мы переступаем через ход сообщения и останавливаемся. Небо совсем просветлело. Кругом хорошо всё видно. Немецкие окопы и хода сообщения отрыты в полный профиль. Боковые стенки и укреплены стояками и за них положены строганые доски. Землянки глубокие, сверху укрытые дерном, потолки в четыре наката.

Нам нужно осмотреть здесь всё, как следует. Впереди могут попасть такие рубежи. Нам нужно знать характер немецкой обороны. У немцев каждая дивизия по своему оборудует траншеи.

Командир полка меня торопит. Мол, хватит лазить. Давай, посылай людей вперед. А я Рязанцеву говорю, — давай, еще там посмотрим. Здесь и там окопы, пулеметные ячейки. Тут укрытие для расчета и огневая для пушки 85-ти. Ни сора, ни мусора, все убрано и чисто. Я показываю на артпозицию и спрашиваю командира полка:

— Почему наши с пушками все время прячутся сзади? Пехота воюет, а эти господа у нас сидят за спиной. Сколько лет воюем, а пушек не видать на передке. Командир полка закуривает папиросу и упорно молчит.

Я смотрю на немецкую траншею. Брустверы обложены свежим дерном. В каждом срезе дерна вбиты деревянные колышки, чтобы при обстреле не стряхивало в сторону дерн.

Трогаемся с места, подходим к кустам. В кустах, параллельно первой траншее, тянется запасная. Она не глубокая, всего покален. С отсыпанной землей в обе стороны, будет по пояс. Но отрыта она не вручную лопатами, а специальной роторной траншейной машиной. Прикосновения лопаты нигде не видно. На всем протяжении и вправо и влево она одинакова, ровна и гладка. Видны лишь следы вращающегося ротора.

— Вот это да! — восклицают солдаты и молча посматривают на командира полка.

— Траншеи на фронте машинами роют!

— Сколько же нужно минут, чтобы километр пройти?

— Тыр-пыр и траншея готова!

— Она как человек шагом идет. Им от Балтики до Черного моря прокопать, что плюнуть!

— Могут! Могут!

— А толку что? Траншеи машиной роют, а драпают каждый раз.

— Я бы в такую траншею садиться не стал. Траншея должна быть зигзагами. А это что? В одном конце сядешь, а с другого на тебя ротный смотрит.

Мы переходим через траншею. Солдаты продолжают рассуждать.

— Смотреть противно! Такая канава нам ни к чему!

— Ладно, заткнись! Разговорились как бабы! — обрывает всех командир отделения. Командир полка молча смотрит на своих солдат. Редко приходится слышать ему солдатский говор. Своего просвещенного мнения он вслух не говорит. Махнул рукой неопределенно вперед, давая понять, что надо двигаться.

Мы снова идем один за другим, раздвигая кусты. Мы лезем через какие-то канавы и овраги. Теперь у нас под ногами проселочная дорога. Сколько мы прошли, где сейчас находимся? Я за картой не следил, сказать не могу.

Мы ждали, что вот-вот наткнемся на укрепленную и занятую противником линию обороны. Но случилось нечто такое, что немцы все бросили и неизвестно куда отошли. Наша задача теперь догонять их спокойно. Видно где-то соседи ударили и отрезали немцам пути отступления.

— Ноги чавой-то не идут!

— Брюхо, наверно, отвисло и отяжелело! — переговариваются меж собой солдаты.

Мы останавливаемся на привал. Командир полка шлет в тыл своего ординарца и вскоре командиру полка присылают жеребца, и он уезжает назад.

Вперед посылают стрелковую роту. Мы сходим с дороги, садимся на бровку, закрываем глаза и ждем, когда подойдут наши обозы.

Я поднялся с земли сел в повозку к нашему старшине и завалился спать. Походная колонна медленно подвигалась вперед по дороге. Повозки то ускоряли свой бег, то ползли еле-еле, то совсем останавливались и собирались в толкучку. Отчего стоим? Никто не знал, никто не выяснял. Стоим, значит надо.

Повозочные, сидя около оглоблей, закрывали глаза и тут же давали храпака.

Лошади в упряжках стояли смирно. Тоже видно спали. Но кое-где лошаденки тянулись к краю дороги, тянули губы, щипали клоки зеленой придорожной травы.

— Эй! Давай пошли! Чего поперек дороги встали!

Повозочные таращили глаза, подбирали обвисшие дудкой губы, трогали лошадей, и обоз снова стуча и скрипя, тащился вперед по дороге.

Лежа в телеге, я открывал глаза, потом поднял голову и огляделся. Сквозь сон я слышал чей-то голос, но не мог разобрать, о чем собственно кричали.

— Что-то у меня голова болит, — сказал я поднимаясь и садясь в телеге.

— Пощупай-ка мне лоб старшина. У меня вроде температура. Жарко мне что-то!

Старшина обошел телегу и положил мне руку на лоб. Я почувствовал его шершавую ладонь, она у него была холодная.

— У вас температура большая, гвардии капитан.

— Пока обоз стоит, я сбегаю мигом за фельдшером. Их повозка здесь, сзади недалеко. Я давеча их видел на дороге.

Пока стоял обоз, я перебрался в повозку к фельдшеру.

— У тебя малярия! — сказал мне фельдшер и дал хинина.

— Октябрь месяц! Какая может быть малярия? — ответил я.

С неделю я провалялся в телеге и в санитарной палатке у фельдшера.

При выписке за мной заехал старшина. По дороге он рассказал мне, что взвод разведки понес большие потери. Помкомвзвод получил тяжелое ранение в бедро. Потеряли убитыми четырех человек.

— Как только вы заболели, — продолжал старшина — Рязанцева вызвали в полк и приказали взять высоту. Обоз стоял (три дня) на дороге при подходе.

— А где же пехота была?

— А что там их в пехоте! Подошли к высоте и залегли.

— Рязанцев знал, что на высоте немцы?

— Как не знать. Все знали и видели, как они постреливали. А что он мог сделать, раз командир полка приказал.

Телега долго тряслась и качалась по избитой дороге. Справа и слева стали попадаться камни и пни. Валуны были на разный размер, цвет и оттенок. Они лежали в земле уткнувшись в .?.?.? Под ними, по-видимому, влага сохранялась, потому что вокруг них росла густая трава.

Вот такой же твердый, как этот камень, был помкомвзвод. А теперь, что? Теперь, он калека!

Не помню точно, как и где мы ехали дальше. Потому что когда тебя везут, за дорогой не следишь. Мысли о другом донимают.

Запомнилось одно. Я велел дежурному солдату, стоявшему на посту, найти Рязанцева и передать, чтобы он построил взвод. Солдат козырнул и побежал искать Рязанцева.

— Постой! Ребят строить не надо. Пусть Рязанцев зайдет ко мне в палатку к старшине.

— Чем воевать будешь? — спросил я Рязанцева, когда он отдернул полу палатки и подался во внутрь.

— Тебе ребята этого не простят. Ты без разрешения дивизии в атаку вместо пехоты ходил.

— Я думал, что командир полка согласовал с ними это дело.

— Тебе Федя, считай, повезло. На высоте ты мог оставить не четверых, а всю разведку в мертвом виде. Тебе что! Твоя жизнь у тебя в руках!

А ребят губить просто так ты не имеешь права. За потери с тебя начальство не спросит. Погибли солдаты? Ну и ничего! Для того и война, для того и воюем! Командиру полка нужна высота, подавай ее сейчас и немедля. А на потери и что будет потом ему наплевать. Брать такие высоты посылают обычно штрафников. А ты лучших ребят уложил. Ты знаешь, почему они туда пехоту не пустили?

— Потому что знали, что она до середины высоты не дойдет. А теперь расскажи, как было дело.

— Как было? Вызвали и сказали, пойдешь и взводом возьмешь высоту.

Я разделил взвод пополам. С первой группой шел помкомвзвод, а я со второй с другой стороны.

Помкомвзвод дошел до половины, а я в это время обходил высоту несколько вправо. Кругом ни выстрела ни какого движения. Я думал, что немцы, увидев нас, со страху драпанули. Поднял ребят во весь рост и мы потопали кверху. Помкомвзвод увидел, что мы поднялись и идем в открытую, решил броском подойти к вершине. Но вышла неувязочка. Мы двигались с ним одновременно. Нам нужно было перебежками, накатом идти. Метрах в ста от вершины по нему полоснул пулемет. Сначала один, потом еще два. Под кинжальный огонь попала группа. Подступы к вершине открытые и гладкие. Днем где ни ткнись, всюду видать. Вертись, не вертись, а все пули твои. Не знаю, как остальные уцелели. Из его группы четырех убило. Из моей, одного ранило. Жалко самого. В бедро его ранило. С наступлением темноты вынесли убитых и раненных. Двое суток держал немец высоту. А на третий день утром сам удрал.

— Не знаю, что тебе сказать Федя. Как ты ребятам в глаза будешь смотреть? Они ведь Федя не дурачки. Не хуже тебя и меня все понимают.

Мы им внушаем, что у нас чистая работа. Нас интересуют только языки. А их, как штрафников гонят на высоту, на истребление. Что-то одно должно быть. Или языки, или в атаку ходить. Тебе что? Орден за высоту обещали?

— Я так и знал!

— Ты же их, как штрафников сунул под пули!

Говорить можно что угодно. От слов отказаться можно всегда. Ты знаешь, почему командир полка при мне не пихает разведку куда попало?

Потому, что я письменный приказ потребую от него. Ты посмотри на него и скажи, кто верит ему?

В его распоряжении может быть подвох и личная выгода. Почему ему комбаты поддакивают. Потому что видят, что пехоту суют без подготовки. Потери никого не волнуют. Чем меньше осталось, тем легче живется. Разве ты сам не видишь, что делается вокруг.

Тебе с командиром полка было спорить не охота. Сколько времени, потом брали высоту?

— Дня три не меньше!

— А людей сколько положили?

— Не меньше полсотни!

— Мы учим разведчиков, чтобы под пули не лезли как дураки.

Рязанцев хотел, было встать и молча уйти от разговора.

— Ты сиди, сиди! Тебе это на будущее, как наука! Разведчик не окопник солдат. Разведчика нужно долго и терпеливо учить и готовить.

Возьми простого солдата. Подведи его ночью к немецкой траншее, он живого немца от корявого пня не отличит. Выведи его обратно и спроси. Видел?

— Видал!

— А чего ты видал?

— Видел, как под проколкой ползли.

— А немца в окопе видал?

— Немца? Нет, немца не заметил!

За сколько времени ты можешь из простого солдата сделать разведчика? Месяц, два, три или полгода?

— Пехотинца делают просто. Спросят во время призыва. Жалобы есть? Нет! Годен к строевой! Можно на фронт отправлять. А разведчик Федя должен многое уметь и знать. Сказал бы я тебе да долго перечислять.

Жизнь опытного разведчика дорого стоит. Жизнь, она Федя, дается один раз. Нам с тобой нужны живые люди, а не мертвые и трупы. Да и сам ты знаешь, у одного получается хорошо одно, у другого другое.

Звезд на небе много, а полярная одна. Аникин видит хорошо, а Коротков любой шорох на сотню метров ухом уловит. Один другого стоит. У одного лучше одно, у другого другое. Серафим может выбрать удачный момент, изловчиться и тихо как кошка опуститься к немцу в окопчик, придавить его на секунду, пока остальные поспеют. А эти двое, что с Сенченковым ходят, могут без звука перейти линию фронта.

В разведке нельзя без умельцев. Но есть и такие, которые все могут. Не буду называть их фамилии, ты их сам знаешь.

У нас, как в сказке про Аленушку. Один брат приложил ухо к земле и слышит, как за много верст всадник скачет навстречу. А солдат из пехоты, что слышит? Как ротный матерится и славяне котелками стучат.

Потерял ты Рязанцев сразу пятерых, и считай обрубил нам руки. Остались мы без рук и без глаз, оглохли мы с тобой Федя. Потерять разведчика легко. Не потерять, вот в чем наша задача. За убитых с тебя никто не спросит. Они на совести твоей будут. Вон командир полка. У него совесть вроде чиста. Послал под пулеметы солдат, а сам Маньку за сиську держит. Вот так, Федя. Мораль тебе приходится читать!

* * * Главная | Содержание | Глава 35

---

*00 [|Курсивом выделен зачеркнутый текст.|]

---

Copyright ©2005, Н.Шумилин
Все права защищены.
Copyright ©2005, N. Shumilin, All Rights Reserved Worldwide

http://nik-shumilin.narod.ru





























Книга о войне «Ванька ротный», написанная участником Ржевской битвы А.Шумилиным рассказывает о боях РККА под началом Жукова под Ржевом, Белым с германским вермахтом Гитлера, 9-й армией под командованием Моделя.