Главная | Содержание | Глава 06

Текст главы набирал Mole spm111@yandex.ru
Текст восстановлен до авторского. — скан стр.
01 — сноска
001 — правка Глава 07 (сканы)??.??.19??
??.07.1983 (правка автора) Переход в наступление
Декабрь 1941 года
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Смена дивизий. Обмундировка в лесу. Переход вокруг Калинина. Деревня Поддубье.
На рассвете 5-го декабря. Деревня Горохово. Пятая рота берёт с хода деревню
Губино. На опушке леса. Совхоз Морозово. Мы отрезаны от своих. Переход через
железную дорогу. Гибель разведчиков. Наступление на станцию Чуприяновка.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

В ночь на 1 декабря сорок первого года в расположение роты прибежал батальонный связной. Я в это время ходил по траншее и проверял несение службы ночным нарядом. Связной нагнал меня в узком проходе траншеи и навалился на меня. Он поднялся на цыпочки, вытянул шею и, дыша мне в лицо, таинственно сообщил:

— Товарищ лейтенант! Вас срочно вызывает комбат!

Я не люблю, когда мне 001 дышат в лицо и изо рта дышащего ударяет неприятный затхлый желудочный запах. У меня появляется желание оттолкнуть его, а он всё ближе лезет ко мне и дышит на меня своей отрыжкой.

Он солдат 002, толкать его без видимых причин вроде нельзя. А я не переношу и не могу терпеть, когда мне вот так лезут и дышат.

Связь работает. Могли бы и по телефону сообщить о вызове, — думаю я. Не обязательно гонять солдата по такому поводу. Здесь что-то не так! Опять какую-нибудь разведку боем провернуть задумали.

— Вас срочно вызывает к себе комбат! — слышу я голос солдата и чувствую противный запах у него изо рта.

— Ладно приду! — отвечаю я и отворачиваюсь от него в другую сторону.

Но ему 003 неймётся и он опять забегает наперёд.

— Комбат велел мне вместе с вами к нему идти.

— Комбат? — переспрашиваю я, и отворачиваюсь от него.

004

Комбат у нас новый. Старшего лейтенанта, что был на Волге, давно уже нет 005. После суда он сразу исчез, а куда он девался, никто не знает. Был человек и пропал!

Иду вдоль траншеи, ищу ординарца. Он должен быть где-то здесь, в солдатской ячейке. Пошёл навестить 006 своих ребят.

Я трясу его за плечо. Он присел на корточки и спит непробудным 007 сном. За день набегался, намаялся, присел и заснул.

— Вставай, собирайся, пойдём в батальон!

— Забеги к Черняеву, скажи, что я ушёл в батальон. Он 008 останется за меня!

— Догонишь бегом! Я на тропе подожду у обрыва!

Я иду по траншее и на повороте вылезаю на поверхность земли. Посыльный из батальона следует за мной сзади. Мы медленно подвигаемся по снежной узкой стёжке к обрыву 009.

Иду по тропе не торопясь, а связной мне наступает на пятки.

— Я тебе дистанцию велел держать!

010 Он большее время проводит в тылу. И когда попадает в траншею, старается поскорей убежать с передовой. Все бояться переднего края 011. На передке сейчас тихо, немец не стреляет. А страх у него всё равно по спине ознобом ползёт. К снарядам и к передовой нужно привыкнуть!

Но вот за спиной у связного я слышу сопение моего ординарца. Я его на расстоянии по дыху определяю. Дышит он часто, а запаха изо рта у него нет 012. Поворачиваюсь, спрашиваю, — Видел Черняева?

— Передал, как вы сказали!

Я прибавляю шаг, и мы быстро спускаемся с обрыва, идём по пологой долине и наконец подходим к реке. К той самой, от которой мы когда-то цепью пошли на деревню 013.

014 Русло реки засыпано снегом. Прозрачного льда не видно совсем. По узкому мостику [узким мосткам] перебираемся на другую сторону. Это наш, так сказать, пограничный рубеж. Мы можем его перейти только с разрешения начальства. Перешагнул его однажды самовольно Черняев и тут же получил соответствующий срок. Мы отгорожены от остального живого мира двумя узкими бревнами с перекладиной.

Смотрю вперёд, — знакомые места! Вот наша старая траншея, чуть дальше кусты, на склоне бугра зеленые сосны, а там за бугром открытое снежное поле. За полем в ложбине, небольшая деревушка 01.

В избе сильно натоплено, накурено и кисло пахнет. В спёртом воздухе чувствуется бензиновый запах коптилки. У нас хоть снаряды 015, снег и мороз, но воздух чистый и полезный, для организма! Как они здесь сидят? Чем они здесь дышат?

У стола на лавке сидит комбат в новой меховой безрукавке. Он шибко занят, смотрит на себя в зеркало. Не понимаю только, чего он смотрит в зеркало и улыбается сам себе.

Фамилию комбата я не знаю. Сам он не называется. Может, фамилия у него звучит неприлично? Ведь бывают такие фамилии 016? А мне спрашивать у него нет никакой охоты. Комбат и комбат! Ко мне он тоже обращается, — на «Ты». То ты! То лейтенант!

Он срочно вызвал меня к себе. Я вошёл, а он сидит перед зеркалом и ковыряет болячку 017. Входишь в избу и никак не поймёшь, вызвали тебя по делу или так, от скуки.

Посередине избы горит железная печь. Русская, деревенская, на половину избы, почему-то не топиться. В ней что-нибудь неисправно? Под у печки на месте. Дымоход совершенно цел. А эта железная горит и дымит. Может дрова экономят?

Комбат посмотрел на меня через зеркало. Головы назад не поворачивает, оттянул верхнюю губу двумя пальцами, рассматривает новый прыщ и говорит:

— Ты лейтенант чем-то всё время недоволен. Уважения к старшим по званию и патриотизма у тебя нет.

— Если сказать точнее, подхалимства и угодничества 018, — добавляю я и продолжаю.

— Выходит те, кто сидит у нас за спиной 019 и есть истинные 020 патриоты?

— А мы окопники так, ненадёжный народ, мусор и сброд!

— Ну ты уже загнул, того!

— 021 То, что вижу, о том и говорю! 022 Дальше передовой меня не пошлют. Мне нечего бояться. Война держится на нас. И ты, комбат, и другие об этом прекрасно знаете. Только признаваться никак не хотите!

— Всё это так! Но о тебе складывается мнение.

— Мне всё равно. У меня дорога одна!

— Я тебя вызвал 023 вот почему, — Дивизия получила приказ! Сегодня ночью приказано сдать позиции!

При этом он опять поскреб ногтём верхнюю губу.

— Мы отходим в район деревни Новинки 02. Тебя будет менять вторая рота первого батальона 246 стрелковой дивизии.

Наконец, он кладет зеркало на стол, поворачивается ко мне и добавляет, — Вернёшься к себе, до начала смены своим солдатам ничего не говори! Мало ли что! Сейчас придёт твой сменщик, тоже командир роты. Отправляйся с ним к себе и покажи передний край. Уточните огневые точки, сектора обстрела и сведения о противнике!

— В дивизии предупредили, чтобы смена прошла без шороха.

— Тебе всё понятно, что я говорю?

— Чего молчишь?

— Всё ясно, чего говорить!

— У меня всё! Можешь идти!

Я вышел на свежий воздух, сел на ступеньки крыльца, достал кисет, оторвал кусок газетной бумаги, насыпал махорку, свернул цыгарку и закурил. Вскоре явился мой сменьщик и я повёл его на передок 024. У мостков через речку нас догнал его мл. лейтенант, командир взвода.

Я показал им траншею, стрелковые ячейки, пулемётную позицию, сектора обстрела и передний край.

— А что это за колышки? — спросил меня командир роты.

— Эти колышки обозначают не только сектора обстрела, но и прицельные точки для каждого солдата, когда он стоит на посту. Если он увидел в створе двух колышков немца, он обязан его поразить. Ему не 025 надо подавать команду, куда стрелять. Он должен 026 целиться и стрелять самостоятельно. Он должен бить по цели, а не палить куда попало. Здесь по колышкам всё видно. Потом можно точно определить. Кто стрелял? Кто попал? А кто дал при выстреле промах. Убили немца и каждый потом 027 орёт до хрипоты, что это он немца выстрелом срезал. Колышки всё покажут. Я могу с разных мест по колышкам определить, кто куда стрелял 028.

Мы прошли ещё раз по траншее, и я показал ему немецкие огневые точки. Командир роты остался в траншее, а командир взвода ушёл за солдатами. Смена переднего края растянулась 029 до 030 ночи. Но, как хотели в дивизии, прошла без шороха и без выстрела.

Последними траншею покинули солдаты взвода Черняева. Когда Черняев увёл своих последних солдат, я подошёл к командиру роты и пожал ему руку.

— Счастливо оставаться!

Мы с ординарцем дошли до поворота, вылезли из траншеи, и не спеша прошли мимо обгорелых развалин и закопченых печей. Они как немые свидетели остались стоять 031 вдоль 032 дороги на месте. Всего чуть больше недели простояли мы здесь, а покидая траншею, казалось, что мы были в ней по меньшей мере полгода.

Спустившись по крутой тропинке с обрыва, мы остановились, я решил закурить.

— Теперь нам некуда спешить! — сказал я и чиркнул спичкой, и подумал:

— Сколько труда и пота вложили мы здесь! Сколько тяжелых минут пришлось пережить на этом клочке земли! Теперь всё брошено, и как будто 033 забыто! И что те, другие, знают об этой сгоревшей деревне? Перед ними кучи пепла и обгоревшие печи в снегу. А когда-то по этой заснеженной пологой низине мы подвигались с опаской вперёд. Мы шли по колено в снегу и каждую секунду ждали, вот вырвется навстречу бешено из пулемётов огненное пламя. Неважно, что его не было! Важно то, что пришлось 034 пережить! Да, да! 035 Ждать всегда пострашней! Перейти в небытие дело недолгое, когда со смертью смирился.

Теперь по снежной тропе 036 мы шли легко и спокойно. Мы знали, что в спину стрелять нам не будут. Идёшь себе и думаешь о чём-нибудь о прошлом. 037

Вот и кладки в два узких бревна. Они для другого человека не имеют никакого значения. Кладки, как кладки! С одним перилом с левой стороны. А для нас сейчас перейти по ним на другой берег, это целый пережитый этап войны 038.

Совсем ещё не рассвело. Мы идём и потягиваем махорку 039. Теперь курить можно в открытую, немец с опушки леса нас 040 не видит. Мы шагаем по снежной низине, заходим в кусты, а [там] комбат «тут, как тут». Налетел петухом и кричит визгливо, — Почему батальон огнём демаскируете?

— Это опять пятая рота? Мать вашу в душу!

Новый комбат мне не очень нравиться. Не из-за того, что он петушится, пыжится и орёт. Я просто устал от него и от окопной жизни. Я смотрю на него и сплёвываю на снег. Ординарец свою папироску бросил и затоптал ногой. А я стою, молчу и продолжаю курить 041.

042

Я стою, смотрю на него и думаю, — На моей шее целая рота, а у него 043 телефонная трубка в руках.

— «Что там у тебя 044?» — обычно спрашивает он. 045

— Ничего! — отвечаю я.

— Что ничего?

— Ничего, значит всё в порядке.

— Вот так и говори, а то ничего!

Но он тоже взял манеру покрикивать вроде Карамушки. Карамушко, это наш командир полка. Я его видел однажды. На лице у него деловая строгость 046 и сосредоточие. Смотрит он на нашего брата из под бровей, верхняя губа у него отклячена, вроде мы низшие, презренные существа. Образование у него сельское, приходское. Ростом он маленький, глаза едкие и быстрые, а какого цвета 047 не разберешь. Вообще, лицо у него с мелкими чертами 048, как у крестьян, мужиков. Среди моих городских солдат тоже есть такие сплющенные лица.

Другое дело Черняев. У него худое и выразительное лицо, крупные черты, чёрные брови. И фамилия у него Черняев. Это не камушек под ногой на дороге, поддел его ногой, и его нет. 049 Все они в тылах полка похожи друг на друга. У комбата на лице прыщиков больше 050. Зато и отвисшая задняя часть и короткие толстые ноги. Ему мешки на спине таскать, а он телефонной трубкой забавляется.

Раньше я не рассматривал 051 их, не приходилось их видеть вот так. Потом 052 я прозрел и стал к ним приглядываться. А у меня, как назло, зрительная память хорошая. Мне было интересно, кто из них кто? 053

У нашего комбата подчинённых всего двое. Я, — командир пятой и Татаринов, — командир четвёртой роты. Комбат нам по очереди 054 по телефону вправляет мозги. Без этого нельзя. Погонять ротного надо. Он с голода и холода может проспать всю войну! В роте всё держится на «Ваньке ротном», вот с него все требуют и погоняют его.

В кустах за бугром лежит моя рота. Черняев и Сенин, увидев меня, поднимают солдат. Теперь вошло в обычай, где встал, там и лёг. А что под тобой: снег, мёрзлая земля, заснеженные камни, это не важно, солдату всё под бок сгодится. Тыловик на снег не сядет, он задницу опасается простудить 055.

— Нам связного из полка прислали! — докладывает мне Черняев.

— Он поведёт нас до места сбора. Вон стоит у сосны!

Я поднимаю глаза и смотрю на солдата. Упёршись в ствол хребтом, он 056 ждёт нас, когда мы построимся. Смотрю на лежащих в снегу солдат 057 и 058 спрашиваю:

— Ну как дела? 059

— Дождались! Теперь на отдых пойдём!

— Держи карман шире, товарищ лейтенант! — бросает в ответ мне кто-то из лежащих 060 фразу.

— В наступление пойдём! Переход дня два, а потом опять под снаряды.

— Это почему же? — спрашиваю я.

— Говорят, дивизия на другой участок переходит. Тыловые уже вчера укатили 061 туда.

— Откуда ты взял?

— Как, откуда?

— А я тут на дороге знакомого ездового встретил. 062 Солдаты 063 всё знают наперёд, вот такие дела!

— У нашего брата чутьё.

— Мы чутьём берём секретные военные хитрости 064. Знакомый говорит, что все обозы снялись 065 и куда-то уехали.

Я построил роту и мы вышли 066 на дорогу. Нетронутые снежные просторы 067 лежали кругом. Здесь стоит непривычная, для нас тишина. Без посвиста пуль и без разрывов снарядов. Мы идём по прикатанной санями 068 дороге, 069 подвигаясь к деревне Новинки. Где-то там, как 070 объявил нам комбат, нас определят на постой и на отдых.

Часа через два неторопливой ходьбы 071, встречным ветром до нас донесло 072 запах жилья и печного дыма. Запахи на передовой имеют совсем другие 073 свойства.

Мы огляделись кругом, впереди невысокий снежный бугор и кроме белого снега, ничего не видно. Но вот, ещё сотня 074 шагов по дороге и впереди 075, из-за снежной гряды показались заснеженные крыши и торчащие сверху печные трубы. Серые, чуть заметные 076 полосы дыма 077 поднимались из труб и склонялись в нашу сторону 078. Идём дальше. Минут через десять, показались бревенчатые стены и маленькие окна на уровне сугробов.

079 Всё ясно! Ха! Ха! Вместо того, чтобы топать в деревню, а до неё уже рукой подать, полковой связной поворачивает в сторону леса и ведёт нас по снежной целине 080.

—Хоть бы дали пустой сарай! Издали жилья 081 понюхать! — заворчали солдаты.

Но связной свернул с дороги, и мы топаем по колено в снегу 082. На опушке леса он останавливается, и я подаю команду к привалу.

— Так приказал командир полка! Моё дело маленькое! Здесь в пятидесяти метрах походит дорога, вам приказано сосредоточиться около неё.

— Пройдёте вот здесь! — постукивая ногу об ногу, сказал связной.

— Располагайтесь! А я пойду в деревню, и доложу что вы на месте.

Связной повернулся и ушёл 083.

Вот что обидно. Солдаты чувствую запах жилья, а в деревню их не пустили 084.

Из мёрзлой 085 траншеи и снова в снег 086.

— Считай, что тебе повезло! Не нужно землю долбить. 087 Наруби лопатой лапника, брось под себя и лежи, как барин в пуховой перине!

Причудливые шапки снега нависли 088 на елях. А деревня с натопленными избами, 089 рядом под боком.

Горячие печки 090 и пахучая свежая солома 091 нам по роду службы теперь ни к чему 092. Мы люди мёрзлой земли, мы носители ветра и холода и нас нельзя заводить в тепло. Мы растаем, 093 как льдышки, как снег занесенный 094 в избу на валенках 095.

Но всё же обидно! Запах жилья и горького дыма мутит сознание солдату 096. Хоть бы ветер сменился 097! На душе у солдата стало бы легче!

Рота без дела целый день провалялась в лесу. Начальство считало, что мы получили заслуженный отдых. К вечеру из деревни привезли обмундирование. Офицерам выдали полушубки, меховые рукавицы. Солдатам байковые портянки и трёхпалые, утеплённые байкой, варежки.

Заменили старые и рваные стёганые телогрейки и ватные штаны. До самой ночи продолжалась толкотня и примерки. То тут узко, то там трещит по швам, то в поясе не сходиться, то штанины до колен и рукава до локтей. Снабженцы сразу не дадут, что нужно. Они норовят 098 сунуть солдату какой-нибудь недомерок. Только моё вмешательство, наконец 099 ускорило дело.

Оделись в новую одежду, и 100 солдатам стало жарко. Погода стояла морозная. Холодный воздух захватывал дух.

Зимой в лесу хорошо и безветренно. Вершины елей покачиваются 101, а здесь у земли совсем 102 не дует. Немецкая авиация не летает. 103 Костры разводить категорически запрещено.

В 421 стрелковом полку 104 три батальона. Мы во втором. В моей роте около шестидесяти солдат, а в четвертой у Татаринова на десяток больше. Я говорю около шестидесяти, потому что 105 состав роты постоянно меняется. То дадут пополнение 106, то идёт естественная убыль.

Солдат по списку старшина считает котелками и крестиками. Поставил крест при выдаче харчей, значит живой. Старшина дело своё знает. Он по количеству котелков сразу определит, кто съел свою порцию, а кто хлебать сегодня не будет. Солдат числиться в списке пока торчит в траншее живой.

У старшины бухгалтерия элементарно простая, получил котелок, поставил крестик, отваливай поскорей 107, следующий подходи.

Все мы солдаты кровавой войны!

108 Где бы рота не была, в обороне или наступлении, я её «Ванька ротный», постоянно должен быть 109 среди своих солдат. 110 Стрелок-солдат 111, когда нужно 112 не встанет, а когда не нужно возьмёт и уткнётся в траншею, его оттуда хоть за рукав тащи 113.

114 У комбата свои дела и заботы. Ему приказы сверху идут. Это не просто инициатива комбата 115. Это приказ дивизии. Что там дивизии, бери выше! Это директива штаба Армии.

И вот меня, «Ваньку ротного» батальонный 116 выговаривает по телефону.

— Ты деревню взял?

— А как её брать?

— А на кой... хрен ты в роте торчишь? На то ты и ротный, чтобы знать, как это делается.

— Потерь будет много!

— Опять 117 за своё? 118 На войне без потерь не бывает. За потери с тебя не спросят 119! Ты деревню возьми!

Кто же выходит гонит солдат на 120 смерть? Опять же я, — «Ванька ротный».

121 От КП батальона 122 на передний край вьётся тропа. По ней бегают телефонисты и связные в стрелковую роту, а по дороге в тыл от КП батальона 123 комбат ходит, когда его вызывают в полк. Он надевает потёртый 124, заляпанный грязью и глиной, прожжённый в нескольких местах полушубок. На плече вырван клок белого меха, вроде от пули. На лице у комбата 125 озабоченный и усталый вид, 126 он вроде страдает [от] бессонницы и переживает за общее дело. При докладе он обязательно 127 вспомнит ротных, как бестолковых и бессовестных людей 128.

— Уж очень он боязлив! — скажет комбат командиру полка, между прочим.

У командира полка глаза лезут на лоб, что бы он делал без такого комбата 129.

Командиру полка не важно, кто там сидит впереди 130. Он даже фамилии командиров рот 131 не знает. Да и зачем их держать в памяти, сегодня он 132 жив, а завтра его нет. 133

Смотрю вдоль дороги, вроде наш старшина с харчами идёт 134. Солдаты всколыхнулись, 135 отвязывают котелки, высыпали на дорогу. 136 После кормежки в роту явился комбат со своим замполитом. Велел на дорогу нам выходить. Вышли на дорогу, смотрю, Татаринов со своими уже стоит 137. Мы впервые увидели свой батальон в полном сборе. Пока мы на дороге топтались, ровнялись и строились, нам подали команду с дороги сойти 138.

— Освободить проезжую часть!

— Командир полка, Карамушко едет!

По дороге, [запряжённый] в лёгкие саночки, [бежит и] фыркает жеребец 139. Пыля порошей 140 он иноходью приближается к нам. Сам Карамушко, так сказать, решил показаться солдатам и 141 оглядеть своё полковое войско.

Вот, смотрите, каков у вас командир полка! 142 Губы поджаты 143, с правой стороны от носа залегла глубокая складка, как знак вопроса. Лицо рябоватое, нижняя скула многозначительно отвисла 144.

Попробуйте всё это проделать на своём лице, взгляните в зеркало и вы представите, каким был Карамушко 145.

Жеребец размашисто бросая ногами, брызгая слюной и 146 вывалив навыкат глаза, был похож на разъярённого зверя. Из-под [его] ног в стороны летели комки снега и попадали прямо в лица, стоящим у дороги солдатам.

Солдатам успели подать команду «Смирно!» и они застыли, стоят 147 не моргая глазами. Утирать лицо в пассаже нельзя. За лёгкими саночками верхами скачут солдаты телохранители, одетые как офицеры в цигейковые полушубки. На груди прижаты новенькие автоматы.

Я взглянул на комбата. Лицо у комбата сияло. Он вытянулся в струну 148 и готов был за взгляд Карамушки тут же умереть 149. Карамушко не останавливая жеребца, пронёсся дальше по дороге. Там 150 за поворотом стоят ещё батальоны, 151 они ждут его появления.

Вот копыта скрылись за поворотом. Послышалась команда — «Вольно!».

Комбат объявил, — На марше ночью не курить!

Из 152 сказанного на счёт курева, нам становится ясно, что мы будем стороной обходить город Калинин. Хотя маршрут, куда мы идём, нам не объявлен.

Комбат пружинисто прошёлся вдоль строя. Посмотрел из-под бровей на командиров рот, улыбнулся солдатам и хотел что-то сказать. На его улыбку в строю кто-то громко хихикнул, на 153 солдата тут же шикнули. И 154 солдат осёкся. Комбат не стал поизносить приготовленную речь. Он подал команду ротным, — Ротными колонами за мной шагом марш!

И солдатская масса, колыхнувшись, пошла месить снег по дороге.

Командиры рот, кобыл и саночек не имели, они шли 155 вместе с солдатами.

На повороте из-под развесистой ели выехали деревенские розвальни, комбат уселся в 156 сани, укрылся брезентом и уехал вперёд. А мы топтали и месили снег по дороге всю ночь, до утра.

157 Начальство 158 уехало в новый район сосредоточения. Для них там заранее всё было готово 159. А мы солдаты войны по морозцу и хрустящему снегу пешком, да пешком!

Мы идём по лесной дороге и лениво перекидываем 160 ноги. У нас впереди километров тридцать пути. По рыхлой зимней дороге, взрытой лошадьми, передвигаться тяжело. В узкие полосы укатанные полозьями ногу не поставишь, приходиться всё время идти по рыхлому конскому следу 161.

Дорога 162 всё время петляет, она то скатывается под уклон, то снова ползёт куда-то на бугор. Кругом лес. На открытое пространство дорога не выходит. Мелькнёт в стороне между снежными сугробами небольшая деревушка 163, утопшая в снегу, и пропадёт за поворотом 164.

Зимняя ночь длинная, за ночь намахаешь, натолчёшь сыпучего снега, дойдёшь до места привала и замертво упадёшь 165. Солдаты 166 ложатся, где их застала команда — «Привал!». Валятся в снег, как трупы прямо на дороге.

Тыловые любят ездить рысью, торопятся, ругаются и недовольно кричат.

— Чьи это солдаты лежат поперёк дороги?

— Где командир роты?

— Почему такая расхлябанность?

— Подать сюда его!

Я поднимаюсь из снега, подхожу к дороге 167. Смотрю на спящих солдат и останавливаюсь в нерешительности. Картина поразительная!

Люди лежат, как неживые, в невероятных позах и не реагируют ни на брань, ни на крики.

Ездовой орёт, — Освобождай дорогу, а то по ногам поеду!

Я поворачиваю лицо в его сторону и говорю ему, — Только попробуй!

— Ты знаешь кто здесь поперёк дороги лежит?

— Это святые, великомученики!

— Сворачивай в сторону! Объезжай их по снегу! Да смотри никого не задень! А то с пулей дело будешь иметь!

— Объезжай, объезжай! — подталкивает своего ездового штабной офицер.

— Видишь раненые лежат!

— Ну ежли так! То хуть бы сразу сказали!

— Он же и говорит великомученики!

Повозочный дёргает вожжи, лошадь забирает в сторону передними ногами, нащупывая 168 край дороги. Сани наклоняются, и одной полозьей скользя по дороге, обходят спящих солдат.

У солдат на дороге, где руки, где ноги, где голова, а где просто костлявый зад. Его видно и сквозь ватные стеганные брюки 169. Я подхожу к солдатам, нагибаюсь и начинаю по очереди оттаскивать их 170.

Одного тащу за рукав, другого за воротник, а третьего за поясной ремень волоку поперёк дороги. Один носом снег пашет, у другого рыльце, как говорят, от снега в пуху, но ни один из них не издал ни звука, и глаз не открыл. Я их по кочкам тащу, и ни один не проснулся 171. Я отпускаю очередного, он собственной тяжестью падает в снег.

Подхожу ещё к одному, этот лежит поперёк дороги. На подходе гружёная верхом повозка. Эта при объезде завалиться в снег. Солдата нужно тащить через дорогу за ноги. Голова и плечи у него под кустом.

Солдат лежит на боку. Под головой у него вещевой мешок. Он спит и держит его обеими руками. Я беру его за ноги и волоку на другую сторону 172. Он по-прежнему спит и крепко держит мешок руками.

Усталый солдат ради сна может пожертвовать даже жизнью, но не солдатской похлёбкой и куском мёрзлого хлеба. Сон и еда, вот собственно, что осталось у солдата от всех благ на земле 173.

— Давай проезжай! — кричу я повозочному, идущему рядом с повозкой.

На передовой мы привыкли кричать. 174

Вся рота, как мёртвая, лежит и 175 спит на снегу. Солдаты спят после изнурительного перехода. Я и сам еле стою на ногах, постоянно зеваю, тяжёлые веки [слипаются] липнут к глазам, голова валится на бок, ноги заплетаются.

176 Что там ещё? Вопросы меня мало волнуют. Какие вам ещё часовые, мы у себя в глубоком тылу 177! Ни одного солдата сейчас не поставишь на ноги!

Я отхожу от дороги, делаю несколько шагов по глубокому снегу и заваливаюсь в него.

— Езжай, езжай! — говорю я сам себе и мгновенно засыпаю.

Открываю глаза, в лесу слышны солдатские голоса. Позвякивание котелков и голос старшины. 178

Я протираю глаза. Оглядываюсь кругом. Небо пепельно-серое. В лесу полутемно и тишина. До рассвета должно быть часа два, не больше. Что это? Или это утро, или вечер и близится ночь? Смотрю на снежный покров, а он искрится и светится. Ничего не пойму.

Кажется, что он 179 излучает 180 из себя холодный мерцающий свет 181. Странно! Почему задолго до рассвета снег начинает мерцать и серебриться холодным огнём 182?

Мы шли через Васильевские мхи. Прошли деревню Жерновка. Потом свернули на Горютино и Савватьево и через Оршанские мхи вышли к Поддубью 04.

На переходе вокруг Калинина сначала мы топали ночами, а затем нас пустили днём. За три перехода мы обошли вокруг города и на рассвете 3-го декабря, не выходя из леса, приблизились к Волге.

Когда долго идёшь и ногами швыряешь сыпучий снег, в памяти остаются, выхваченные местами, застывшие картины привалов. А то, что видишь по дороге и что монотонно уплывает назад, в памяти не остаётся. 183 Глянешь случайно в сторону, а кругом всё тот же 184 засыпанный снегом лес. Шагнёшь иногда не глядя, воздух в лесу морозный, а из-под ног выдавливается коричневая жижа 185.

Прошли мы лесными дорогами в общей сложности километров шестьдесят. Вышли на берег Волги, где на карте обозначена деревня Поддубье.

— Даю вам сутки на отдых и подготовку! — встретил нас в лесу и объявил наш комбат.

— На какую подготовку? К чему нам собственно готовиться? — спрашиваю я.

Комбат молча поворачивается ко мне спиной и уходит в глубь леса 186.

— Потом узнаешь! — бурчит он на ходу.

— К смерти нужно готовиться! — говорит кто-то из 187 солдат.

— Завтра в наступление 188!

Вечером, нас командоров рот, собрали и вывели на берег Волги, подвели к крайнему дому в Поддубье и велели ждать. Через некоторое время Карамушко, наш командир полка подъехал к опушке леса на 189 жеребце в ковровых саночках. Поверх полушубка на него был надет белый маскхалат.

Жеребца оставили в лесу, а нас вывели на открытый берег и положили в снег. Вскоре к нам явился и Карамушко.

Это была первая рекогносцировка, на которой был командир полка. Вместе с Карамушко пришёл офицер. Какого он был звания? Знаков различия под маскхалатом не было видно. Он зачитал боевой приказ.

«Дивизия в составе передового отряда 31 армии 5-го декабря сорок первого года переходит в наступление. Два полка дивизии, взаимодействуя в полосе наступления, должны прорвать оборону противника на участке Эммаус - деревня Горохово. На Эммаус вместе с 250 дивизией наступает наш 920 стрелковый полк.

Второй батальон 421 стр. полка двумя ротами наступает на деревню Горохово. 421 стр. полку к исходу дня 5-го декабря приказано перерезать шоссе Москва — Ленинград и овладеть деревней Губино.

В дальнейшем батальон наступает на совхоз Морозово 05 и к исходу дня 6-го декабря должен выйти на железнодорожную станцию Чуприяновка» 06.

Перед наступлением по деревне Горохово будет дана артподготовка 190. И могу сообщить ещё одну приятную новость, нас будет поддерживать авиация. До начала наступления никому из леса не выходить, находиться в ротах и ждать установленного времени!

После прочтения приказа, Карамушко показал нам рукой направление и полосу наступления полка. Мы 191 задрали головы и смотрели [в ту сторону] вперёд. Он стоял на одном колене и простёр руку вперёд.

— Всё ясно?

— Вопросов нет?

Мы промолчали. Карамушко легко поднялся и ушёл за избу. После этого нам разрешили подняться и по одному отойти 192 в деревню. Карамушко сел в ковровые саночки, жеребец нетерпеливо бил по снегу копытом. Карамушко тронул рукой за плечо ездового, тот дёрнул вожжой, взмахнул в воздухе кнутом, жеребец рванул вперёд и мы видели его, как такового. Карамушко скрылся, а мы до леса дошли спокойно пешком.

Здесь в глубине леса были построены срубы, теплушки, сараи и навесы для полковых и тыловых лошадей. Сами полковые, штабные и тыловые 193 устроились удобно, заняли 194 места в рубленых теплушках. Только солдаты стрелковых рот остались лежать на открытом снегу.

Когда они сумели всё это нагородить 195? — подумал я.

Может они сюда пожаловали 196 за две, три недели?

Первый раз за всю войну я получил карту местности. По ней завтра на рассвете 197 нам предстоит идти вперёд 198.

Вот на карте, на крутом берегу деревня Горохово. Здесь проходит передний край обороны немцев. Ещё выше по отлогому склону прямой линией изображено шоссе Москва — Ленинград. Переходишь шоссе, около леса деревня Губино. За лесом полотно железной дороги, а чуть левей 199 обозначен совхоз Морозово — бывший конный завод племенных рысаков 07.

Раз, два! — считаю я количество домов и построек. Один дом, два сарая и пруд 08 около них. Левей по полотну, в сторону к Москве расположена жел. дор. станция Чуприяновка. Её нам нужно взять к исходу дня 6-го декабря сорок первого года.

— Ну что лейтенант! — слышу я сзади из-за плеча голос Татаринова.

— Пройдём этот лист? Или ляжем под первой деревней?

— Почему не пройдём? — отвечаю спокойно я.

— Ты в этом уверен?

— А что в этом особенного? Чего собственно бояться? — спрашиваю я.

Я вспомнил, как мы ротой ходили на деревню через Тьму.

Сначала боялись. Потом всё обошлось без единого выстрела, без единой потери.

—Как ты думаешь, доползём до шоссе? — не унимается Татаринов.

Я повернулся, посмотрел ему в глаза и ответил:

— Не волнуйся, дойдём до Берлина. Назначаю тебе место встречи на Фридрих-штрассе нумер цвай. Почему Фридрих и почему цвай?

— Потому, что улица Фридриха в Берлине наверно есть.

— А цвай, легко запомнить!

— Ты чего-то боишься, Татаринов, и не хочешь говорить.

— В обороне на Тьме мы с тобой стояли рядом. Меня тогда послали брать деревню, ты занял мою траншею. Я знаю, чего ты боишься! Первый раз в наступление идти. А я на Тьме ходил. Вроде ничего! Идти можно.

—Ты не знаешь куда девался наш бывший комбат, старший лейтенант, который был на Волге? — спросил Татаринов.

— Я многих спрашивал, — продолжал он, — все отнекиваются и говорят, что не знают. Судили всех вместе, а он пропал после суда.

— Не знаю, — ответил я.

— Меня вчера предупредили, — кивнув головой в сторону полковых теплушек 200 Татаринов.

— Струсишь в наступлении! Пойдёшь под расстрел!

— А тебя в полк не вызывали 201?

— Нет! Ты же знаешь, что я уже ходил на деревню 202. Теперь мне понятно, чего ты боишься! А вообще-то ты зря!

— Комбат тебя за руку на деревню не поведёт! Ты здесь в тылу у него под надзором ходишь! А пойдёшь в наступление, все они разбегутся. Будут на тебя только по телефону орать.

— Так-то оно так! — со вздохом 203 говорит Татаринов.

— Ничего, преодолеешь, это только сначала страшно!

— Ну мне пора! — сказал я.

На этом разговор наш закончился. Мы разошлись по ротам.

В ночь на 5-ое декабря роту Татаринова послали тихо переправиться через Волгу. Он должен был подойти под крутой обрыв и, постреливая, не давать немцам спать до утра. Рота Татаринова вошла в мертвое пространство, куда не могли залететь ни пули, ни снаряды.

Ночью можно было без выстрела перейти по льду через Волгу и под обрывом 204 спокойно сидеть 205 и ждать сигнала, для наступления.

Я просил комбата 206, чтобы мою роту тоже послали вперёд под берег. Мне было сказано, что я вместе со всеми на рассвете перейду в наступление, буду брать Горохово и дивизия не разрешила без времени соваться туда.

Как потом стало известно, командир дивизии генерал Березин А. Д. доложил в штаб 31 армии, что в ночь с 4-го на 5-ое декабря дивизия захватила плацдарм на том берегу, для наступления 09.

Я был поражён. Слова не вязались с делом! Чего там захватывать? Иди ночью и ложись под бугор.

К утру 5-го декабря мы были на ногах. Получив водку, хлебово, 207 сухари и махорку 208, мы были готовы идти через Волгу на тот свет, как кто-то сказал из солдат.

Раздав по горсти патрон, снабженцы закончили свои дела, собрали мешки и поспешно убрались в глубину леса. Солдаты всё нужное рассовали по карманам и в мешки. Они были готовы идти на смерть за счастье своей любимой Родины.

Роту частями вывели за деревню на исходные позиции. Мы обошли крайний дом, отошли от деревни вперёд, вышли на пологий берег и легли в снег. До рассвета оставались считанные минуты. Я посмотрел ещё раз в ту сторону, куда нам предстояло идти. Впереди простирался открытый обрывистый берег. Покрытое льдом и снегом русло Волги совершенно не выделялось на белом фоне снежной равнины. И только там, на той стороне реки [возвышался] стоял крутой и высокий обрыв, за кручей которого, были видны темные стены передних домов. До деревни отсюда идти, и идти!

Немцы сидели в деревне и постреливали из пулемёта. Снежные бугры от деревни справа и слева немцы не занимали. Накануне и ночью немцы из артиллерии не били. Я думал, что мы без особых потерь преодолеем русло Волги, полезем на снежный бугор, и возьмём деревню.

Справа от меня замелькали фигуры солдат соседнего батальона. Вглядевшись в белые очертания сугробов, я увидел, что вдоль пологого берега реки сложены крутые кучи камней. Мой сосед справа занял исходное положение за этими камнями. Немцы бьют по камням из пулемёта, пули рикошетом убивают лежащих за камнями солдат. После длинной очереди из немецкого пулемёта, солдаты как воробьи от навозной кучи, разлетаются в разные стороны. Вижу есть убитые и раненые. Думаю, что соседний батальон, наступающий правее Горохово, в атаке захлебнётся.

Наше командование, видимо, решило из резерва бросить туда ещё одну роту. Рота вышла из леса и вошла в середину деревни. Немцы заметили движение солдат по деревне. И в тот же момент из-за горизонта на деревню полетели залпы [снарядов] немецких орудий. В дома ударило десятка два снарядов одновременно.

Мы лежали в снегу и 209 на фоне светлого неба, затянутого облаками, было видно, как к земле устремлялись чёрные точки 210 летящих снарядов. Вот они на излёте стремительно пронеслись у нас над головой, мелькнули чуть сзади и в деревне 211 раздались разрывы. Удары следовали непрерывно, сплошной чередой!

Деревня была сзади нас метрах в ста. Удары снарядов о землю мы ощущали короткими толчками 212. Но вот часть немецких батарей перенесли огонь ближе к реке и ударили по замёрзшему руслу реки. Немцы поставили мощный заградительный огонь на фарватере. Мы лежали и смотрели, как рушиться лёд, как вздымаются мощные взрывы, как надламываясь поднимаются над поверхностью реки вздыбленные льдины, как кидается и пенится стремительная волжская вода, как она огромными тёмными столбами поднимается медленно к небу и рушиться с неистовой силой, застилая собой русло реки.

Мы лежали и ждали, когда нам подадут команду в атаку. Может какие роты не успели выйти на исходные позиции? Почему с подачей сигнала тянут? Мне казалось, что момент начала атаки срывается. Пока мы лежим, немец разобьёт весь лёд и придётся наводить переправу. На время нельзя полагаться 213. Телефонная связь в обрыве 214.

Я позвал ординарца, мы вскочили и подбежали к крайней избе. Недалеко за ней, на склоне бугра и оврага была отрыта землянка, в ней я видел сидели связисты. Телефонная связь оборвана, а они и не думают выходить на её исправление 215. Рядом с землянкой стоят две наших пушки, это артподготовка будет вестись из них. Подбегаю к двери [землянки] и рывком открываю её. Навстречу мне из землянки вываливает какая-то бабёнка и за ней наш комбат.

— Кому война! А кому хреновина одна! — говорю я вслух.

Комбат, услышав мои слова, отстраняет рукой бабёнку и смотрит на меня в упор.

— Ты чего здесь?

— Ничего! Связь оборвана!

— Когда приказ будет вперёд идти? Или мы до вечера лежать будем?

— Немцы лёд рушат! Потом вплавь пойдём?

— Командир полка даст команду! Я связного пришлю!

— Всё понял?

— Понял!

— А раз понял, давай вали отсюда!

Я 216 посмотрел на него 217, сплюнул, повернулся и пошёл обратно в роту.

Мы с ординарцем подходим к крайнему дому. Отсюда нам нужно сделать стометровую перебежку. В это время слышится гул и сверху по деревне сыпятся снаряды. Крыша дома сползает набок и кругом всё заволакивает дымом.

— Товарищ лейтенант! — слышу я рядом голос ординарца, — Меня ранило в руку!

Ещё удар и снова удар! Я пригибаюсь у стены.

— Кровь сильно течёт? Покажи мне руку!

— Подними её вверх! Держи вот так! Сейчас достану пакет и перевяжу. 218

Я замотал ему руку. Снаряды рвались где-то рядом правее.

— Беги по дороге! В лесу найдёшь нашу санроту!

— Руку не опускай! Бинт весь в крови!

Ординарец хотел мне что-то сказать.

—Беги! — закричал я, услышав на подлете 219 новую стаю снарядов. Через секунду взметнулись разрывы, стена дома рухнула, труба с печки сползла в сторону и вокруг меня завизжали осколки. Я метнулся от дома вперёд и через некоторое время был уже в роте.

Ординарец успел убежать. 220 Может это и счастье, что его ранило в руку? Может, навсегда отделался от войны.

Залпы один за другим следовали по деревни. Я посмотрел вперёд на русло реки, там тоже рвались 221 снаряды. Что нас, каждого, ждёт впереди? Смерть при переходе русла на любом из участков.

Не смерть страшна? — рассуждал я, глядя на вскипающую воду и летящие глыбы льда. Её не избежать, если на тебя вдруг 222 обрушатся сверху снаряды. Страх перед смертью! — вот что кошмаром давит сейчас 223.

А если в русле тебя не убьёт? Если ты добежишь до твёрдой земли 224 и успеешь укрыться под бугром? Переживания человека сильней, чем сама эта проклятая смерть 225. Но если она вдруг 226 рванёт над тобой? Ты смиришься 227 потому что не будет надежды!

Ну, а если ты преодолеешь русло? Добежишь до берега и останешься жив? Ты же на бугор полезешь и там можешь сложить свою голову!

За бугром стоит деревня. Тебе её нужно брать! А за ней ещё одна и ещё, и ещё! Когда это произойдёт? Когда ты встретишься со смертью? Что собственно лучше? Сразу отделаться? Провалиться под лёд? Или потом, под какой-нибудь деревней отдать свою душу? Что же всё-таки лучше? Лучше сейчас? Или лучше потом? Русский Иван всегда надеется на авось. Авось пронесёт! Авось, лучше потом! Да, но сколько раз придётся рассчитывать на этот авось, если тебе предстоит воевать не день, не два, не неделю и не месяц?

Из-за леса сзади, где сидели наши тыловики, послышался рокот мотора и самолёт «И-16» в количестве одной штуки, задевая за вершины елей, вывалил вперёд. Он пролетел полукруг над Волгой, стреляя из пулемёта.

На снежном покрове правее нашей роты я заметил движение, послышались голоса, стали подниматься солдаты. К нам в роту прибежал батальонный связной. Поступила команда подниматься в атаку. Красной ракеты не будет. Ракетницу не нашли.

Я поднял роту и мы, раскинувшись в цепь, пошли к руслу реки. рис.2 (50 kb) Подойдя к краю вскрытого льда, каждый из нас на ходу стал выбирать твёрдую перемычку, по которой можно было перебежать на ту сторону 228. Повсюду огромные воронки и весь лёд покрыт водой. Топтаться на месте ни секунды нельзя. А куда ступать? Везде вода под ногами!

Снаряды рвутся кругом и рядом. В любую минуту могут ударить и здесь. В любое мгновение роту могут накрыть десятки снарядов 229.

—Давай вперёд! Быстрей до твёрдой земли! — закричал я и ступил ногой на перемычку.

Солдаты сразу поняли, что к чему 230.

Слева и справа, насколько было видно, к разбитой кромке взмокшего льда подходила извилистая сплошная цепь солдат. Вот она разорвалась на отдельные 231 куски и скрылась в дыму от разрывов.

Перед нами тоже встали огромные столбы вздыбленной воды, летящие глыбы льда, зияющие холодной стремниной, пробоины. Рота в сотню солдат вдруг замерла на краю водной пропасти от ужаса.

Пулемётного огня со стороны немцев не было слышно. Кругом ревели снаряды и рушилась вода. Под ногами ломался лёд. Перед глазами всполохи огня и непроглядная дымовая завеса. Куда бежать, совершенно не видно.

— Давай вперёд! — кричу я и бегу под разрывы.

Перед нами снова и снова вскипает вода, летят осколки и куски разорванного льда 232.

— Давай вперёд! — кричу я и бегу по краю промоины 233. Солдаты падают, вскакивают, вскидывают руки, падают в промоины и исчезают в потоках воды. Вот снаряд откинул солдата ударной волной и шинель у нас на глазах расползается на отдельные части. Никто никого не спасает!

Взрывы следуют один за другим. Под ногами пениться и бурлит ледяная вода. Где тут край пробоины, а где залитая водой перемычка? Снаряды с воем и грохотом взламывают новые глыбы, рвут последние узкие перемычки и затопляют всю поверхность русла водой. Где тут лёд, где плавающие в пробоинах льдины? Не поймёшь, куда ставить ногу. И вдруг бегущие столбенеют. Они оказываются на краю бурлящей стремнины.

Куда мы бежим? В какой стороне обрывистый берег, где наши и где немцы 234? Перед глазами летящая стена изо льда и воды. Кажется, что в лязге и грохоте снарядов мы бежим совсем в другую сторону. Земля поменялась местами с небом и мы летим в преисподнюю, ещё не убитыми.

Дым, яркие вспышки, бесконечные удары, под ногами подвижка льда, перед глазами лоскуты шинелей, падающие в воду солдаты, в ушах — крики людей, — всё это смешалось и превратилось в общий ужас, клокот и неистовый рёв.

При ударе фугасных снарядов об лёд, они на время уходят под 235 лёд. Затем перед нами взламывается лёд и огромный столб воды простирает свои потоки к небу. Ледяное месиво бьёт до боли в грудь и лицо, кажется, что тебя пронизывают свинцовые пули. Прикрываясь рукавом, некоторые оступаются и падают в стремнину 236.

Но нужно бежать и бежать вперёд. Топтание на месте смерти подобно! И вот, наконец, под ногами твёрдая земля. Разбитое русло реки только что пройдено!

Плешины воды, кровавые глыбы льда, ревущие снаряды остались сзади! Согнутые фигуры солдат вырвались из бушующего смерча металла, льда и воды и пробежали вперёд, под укрытие обрыва. Ещё два, три прыжка и всё позади! Считай, что от смерти ты в этот раз 237 избавился.

Татаринов со своими солдатами сидит под бугром и смотрит на нас. У него глаза вылезли из орбит, когда мы появились на краю воды из смерча и скрежета 238. Рота Татаринова сухая и целая. А мы по горло в воде и тут же у него на глазах покрываемся белым инеем 239. Но это ничего не значит. Татаринов знает, что мне идти на деревню. Приказа никто не отменял. Приказ был. Деревню брать мне. Связь с тылами отсутствует. Приказом не было предусмотрено, что моя рота покроется коркой льда. На снежный бугор, где стоит деревня 10, должна лезть пятая стрелковая рота.

Я не считал и не стал проверять своих солдат. Сколько осталось живых и сколько ушло под воду. Сейчас важно было, что рота достигла берега и нужно быстрей подниматься на бугор и занимать деревню. Вся война вот так — быстрей и быстрей!

На берегу мелькнули Черняев и Сенин. Я увидел их под бугром. Важно, что они живые!

— Вот этой расщелиной, — сказал я Черняеву, — поведёшь своих солдат вверх на деревню!

— Я следую со взводом Сенина. Подыматься буду прямо по утоптанной тропе к домам. 240 Если нас положат пулемётным огнём, то ты ворвёшься в деревню, обойдя два крайних дома. Ты идёшь слева! Я прямо на бугор!

— Давай быстро наверх!

— Пока немцы не перенесли заград огонь по бугру, подходи к ним ближе, меньше будет потерь!

Немцев в деревне оказалось немного. Человек десять, не больше. Увидев нас у крайних домов, они заметались и побежали к середине деревни. Мы перешли улицу у них на глазах и они, видя, что мы не стреляем, бросились врассыпную наутёк. Выбежав из деревни и отбежав от неё метров сто, они загалдели, остановились на дороге и собрались в кучку.

Деревню мы, как говорят, заняли без выстрела. Я прошёл по деревне, вышел на окраину и стал рассматривать, впереди лежащее, открытое снежное поле. А в глазах по-прежнему мелькали фонтаны воды и слышался зловещий нарастающий гул немецкой артиллерии.

Через какое-то время немцы опомнились, поставили пулемёт на дороге и дали в нашу сторону несколько очередей 241. Я велел Сенину ударить по ним из пулемёта.

— Бей короткими очередями! Дистанция двести метров! Бери под обрез дороги! Режь пулемётчика под живот!

Немцы лежали 242 на дороге, а мы стреляли из-за угла избы. Преимущество было 243 на нашей стороне. Получив несколько очередей, немцы сорвались с места и бросились бежать по дороге.

Несколько слов о деревне Горохово: Дома в деревне стояли по обе стороны улицы. Расчищенная от снега дорога уходила круто вверх. Первый дом, когда мы вошли в деревню, не был занят немцами. Они, при появлении нас, стали выбегать из домов, которые стояли дальше. Один дом в середине деревни дымился. Но какой именно, я не обратил внимания. У меня перед глазами были тогда только немцы.

По правую сторону от дороги стояли кряжистые стволы лиственных деревьев. Перебегая между ними, я с группой солдат стал преследовать немцев. Немцы не стреляли.

После беглого осмотра домов, остальная часть роты следом за нами вышла на окраину деревни. Перед нами лежало 244 снежное поле и уходящая вверх по нему расчищенная от снега дорога.

После короткой перестрелки, когда побежали немцы, мы стали преследовать их 245. Мы шли, всё время медленно поднимаясь 246 в гору.

Где мы перерезали Московское шоссе, трудно сказать. Мы ожидали, что и шоссе, как дорога, будет расчищено от снега. А оно оказалось скрыто под снегом. По рельефу снежного покрова трудно определить, где тут шоссе, а где занесённая снегом канава. На ходу это не сделаешь. Поле покрыто метровым слоем снега. Сказать, где именно проходит шоссе, почти невозможно. 247 Нужно по карте встать и сориентироваться, а у нас времени на остановку 248 в тот момент не было.

Мы идём по дороге, а немцы драпают от нас. Они иногда останавливаются, посматривают в нашу сторону, но из пулемёта больше не стреляют, подхватывают полы шинелей и пускаются наутёк.

Деревню Губино мы увидели не сразу. Сначала показались трубы и засыпанные снегом крыши, а потом бревенчатые стены домов. Деревня стояла у самого леса. За деревней пушистые покрытые белым инеем кусты, затем заснеженное мелколесье, а за ним настоящий, с высокими елями, лес. Зимой он бел и светлее дневного облачного неба. И лишь у самой земли местами видны его темные стволы и зеленые лапы елей.

Группа немцев, за которой мы шли, вбежала в деревню и посеяла панику. Мы видим, как 249 из домов выбегают другие солдаты. Их стало больше, но они с перепуга бегут из деревни. В деревню Губино мы тоже входим без выстрела. Дома в Губино стоят по одной стороне. Мы прошли деревню до крайнего дома и остановились. За крайним домом около дороги на вбитом в землю столбе прибита широкая доска желтого цвета с фирменной надписью чёрными буквами по-немецки.

— Товарищ лейтенант! — услышал я голоса своих солдат, подошедших к этой доске.

— Дальше идти нельзя! Дорога заминирована!

Я подошёл, посмотрел на указатель. На нём печатными буквами по-немецки было написано название деревни.

— Губино! — прочитал я.

— Гу-у-би-и-но! — складывая 250 дудкой губы, произносили солдаты.

— Да не Гу-гу и не би-би! — сказал я. А просто, как по-русски, — Губино!

— Губино это по нашему. А по ихнему наверняка в растяжку! — упорствовали они.

Все деревни вплоть до самой передовой имели указатели с названием деревень на желтых досках.

В деревне Губино мирных жителей не было. Но в одной избе сержант Стариков захватил живого немца. Из рассказа пленного и доклада сержанта, вот как это случилось.

Немец стоял на посту и сильно замёрз, сменился с поста, пришёл в дом и залез спать на печку. От тепла его разморило, он быстро уснул, но слышал во сне крики и голоса, и хлопанье дверьми. Он подумал, что его «камерады», «зольдатен» упустили свинью, которую они привезли с собой из под Зубцова. Во всяком случае, он видел во сне, как они бегали и ловили её по деревне.

От чего он проснулся, вспомнить не мог. Но когда снится свинья, это к плохому. Знакомые голоса за окном притихли и он уловил на улице непонятную русскую 251 речь. Скрипнула дверь. Он похолодел от ужаса. Он ясно услышал спокойную русскую речь.

Сначала он подумал, что это ему снится. Но вот отворилась дверь, и на пороге в клубах белого пара показались русские.

Немец предупредительно кашлянул, подал свой голос и стал осторожно, задом, спускаться с печи. Вот он нащупал ногой, стоявшую вдоль печи, узкую лавку и опустил на неё вторую ногу. Искоса посмотрев на сзади стоявших русских, он переступил ногами на пол и, не поворачиваясь к ним лицом, поднял обе руки вверх.

Один из русских солдат подошёл к нему, взял его за плечо и повернул лицом к себе. Перед немцем стояло трое русских, трое небритых, обросших щетиной солдат. Винтовки они держали на перевес.

Летом, когда они, немцы, брали пачками русских в плен, то они ему казались какими-то худыми и маленькими. А эти стояли твердо на ногах и выглядели широкоплечими великанами.

Немец мельком взглянул на русских, они спокойно и с интересом разглядывали его. Теперь ситуация войны изменилась. Теперь он, немец, имел тщедушный вид, а они стояли спокойно, как хозяева положения. Что-то теперь будет? — мелькнуло у него в голове.

Зимой у наших солдат под шинелями были надеты ватники, и, по сравнению с ними, немец казался худым и тощим 252. От одного их вида у немца по спине побежали мурашки. Он долго не мог опомниться, но через некоторое время всё же пришёл в себя. Он набрал воздуха в грудь и пролепетал решительно, — Гитлер капут! Криг цу энде!

— Капут! Капут! — подтвердили они.

— Сейчас придёт лейтенант, допросит тебя! Он у нас по-вашему шпрехает!

Сержант Стариков оставил солдат в избе. Велел смотреть за немцем. А сам пошёл на окраину деревни 253, где мы в это время с лейтенантом Черняевым решали, что делать дальше.

— Товарищ лейтенант! Пленного взяли! Там в третьем доме от края сидит! Двух солдат я с ним оставил!

Я велел Сенину и Черняеву организовать оборону и пошёл посмотреть на немца. Я вошёл в избу и огляделся кругом. Вижу, живой немец стоит с поднятыми руками, а солдаты сидят напротив, на лавке у окна.

Первый раз перед нами стоял живой и невредимый немец. Я велел ему опустить руки и попросил своих солдат освободить нам лавку.

— Нэмен зи битте пляц! — сказал я немцу и посадил его рядом с собой.

Я хотел спросить у немца, какой гарнизон стоит в совхозе Морозово. Приготовил уже целую фразу, как вдруг кто-то пискнул за печкой. За печкой, в том месте, где от зада печи к стене были перекинуты палатья.

— Ну-ка взгляни! — сказал я сержанту.

Когда возникают необычные обстоятельства, обостряется память и всякое там прочее. Фамилию сержанта Старикова с того дня я запомнил 254. Помню её и сейчас.

Стариков шагнул к палатьям, отдёрнул висевшую на верёвке тряпицу и оттуда, из темноты закоулка, на божий свет показались две девицы. Вид у них был иностранный, похожи они были на гулящих девиц.

— Вот это дяла! — произнёс один из солдат, стоявший у двери.

— Немецкие фрау во всём натуральном виде! 255

— Кто такие? — спросил я их по-русски. Девицы молчали.

— Шпрехен зи дойч? — последовал мой вопрос. Они упорно молчали.

— Парле ву франсе? — спросил я их.

И они, как бы сорвавшись с места, предполагая, что я понимаю их язык, залепетали без всякой остановки. А кроме «Парле!», «Бонжур!» и «Пардон!» — я ничего другого не знал.

— Пардон! — сказал я, повысив голос, давая понять, что разговор окончен. Они поняли и тут же умолкли.

— О чём они говорили? — спросил меня Стариков.

— Не знаю! Я французских слов знаю всего два, три. Они думают, что я всё понял. А я понял столько же, сколько и ты.

— Ладно сержант, с бабёнками займёмся после!

— Сейчас нужно немца по делу допросить!

— Нам нужны сведения о противнике. Штаб полка нам такие сведения не даёт. Мы по сути дела идём на немцев вслепую!

Я хотел спросить немца, где находится их штаб, но на первой же фразе весь мой запас слов куда-то исчез. Я напрягал память, вспоминал отдельные слова и заученные фразы, но кроме глагола «хабэн» ничего вспомнить не мог. Не будешь же в каждом вопросе вставлять одно и тоже «Haben», — «Haben Sie Kannonen?», — «Haben Sie Maschinengewehre?» 11.

Потом несколько успокоившись и собравшись с мыслями, я спросил его из какой он части, где находиться артиллерия и есть ли на данной участке фронта танки.

Мы идём к железной дороге и нам нужно знать, что делается там, — подумал я.

В избу за короткое время набилось довольно много солдат. Всем хотелось взглянуть на живого немца и на двух иностранных девиц, которых поймали в избе. Слух по деревне обычно ползёт с невероятной скоростью.

Я вначале растерялся и сделал упущение. Мне нужно было сразу поставить часового на крыльцо. Вскоре в избу явились Черняев и Сенин, растолкали солдат и, по праву встав в первый ряд, стали рассматривать захваченную компанию.

— Охрану сняли! Солдат распустили! Деревню бросили! Пришли на девок гулящих смотреть! — сказал я, оборачиваясь к командирам своих взводов.

— Ну вот что!

— Немедленно всем по своим местам! Кто мне будет нужен? Я вызову сам!

— В избе останется сержант Стариков с двумя солдатами!

— Сенин! Поставь у крыльца часового! И никого сюда не пускать!

— Шагом марш по своим местам! — приказал я.

Дверь открылась наружу, белый облаком заволокло весь задний простенок избы. Немец и девицы от холода заёжились, мороз побежал по ногам. Солдаты стали нехотя выходить на улицу.

На улице дул пронзительный холодный и колючий ветер. По такой погоде немецкие солдаты обычно сидят по домам. Часовые на постах больше часа не выдерживают. Если посмотреть на пленного, то он по сравнению с нашими русскими солдатами одет на летний манер.

Жиденький воротничок у него поднят, пилотка натянута на уши, на шее веревочкой висит какого-то грязного 256 вида тряпица. Смотрю на него в профиль, со стороны спины, мне кажется, что он вроде горбатый. Похлопав его по спине, убеждаюсь, у него и там куча тряпья, которой он прикрыл позвоночник. Мороз сейчас такой, что и в полушубке до костей пробивает.

Велю Старикову снять с 257 немца ремень и завернуть полы шинели на затылок. Надо посмотреть, что у него на спине.

На спине у него кусок рваного ватного одеяла, сшитого из цветных лоскутов, которые когда-то до войны были в ходу у деревенских жителей.

— Посмотри, — говорю я сержанту. Чем вшивые кавалеры прикрывают себе хребты!

— Ты ведь смотри! Чтоб тряпьё со спины не спадало, немец его вокруг себя верёвочкой обвязал.

— Изобретение века! — смеюсь я.

Сержант опускает шинель.

— «Хинаб!» — говорю я немцу и показываю на лавку.

— Ну, а дальше что? — спрашиваю я немца.

— «Вайтер?» — переспрашивает он, — «Гитлер капут! Криг цу энде!».

— Для тебя-то война кончилась! — сказал я вслух. А для нас она только начинается!

На немце надеты кованые железом сапоги, шинель из тонкой и мягкой голубоватой шерсти. Стальной шлем был пристёгнут к поясному ремню. Видно он ложился спать, снял его с головы и зацепил на ремень, чтобы не затерялся.

Солдаты крутили немецкую винтовку. Щелкали пустым затвором.

— Чья лучше? Товарищ лейтенант!

— Немецкая тяжелей!

— Раз тяжелей, значит бьёт кучней и лучше!

— Попробыватъ надо!

У немца взяли документы, забрали фотографии и поясной ремень. Как будто боялись, что он на ремне может повеситься. Мы думали, что пленных, как и наших, взятых под арест, нужно вести без поясного ремня. Всё это мы думали и нам казалось по первому разу. Потом мы с пленных не снимали ремни.

После допроса, немца и девиц отправили под охраной в деревню Горохово. Там должно было быть наше начальство. Пусть допрашивают немца и позабавятся с девицами. По дороге в Горохово нашу охрану, девиц и немца встретили полковые разведчики. Отобрали у солдат всю компанию и велели солдатам идти 258 в свою роту.

Так пленный и девицы взятые нами, перешли в руки разведчиков 259.

Вместо того, чтобы от комбата получить одобрение и похвалу, за взятие деревни и уснувшего на печке немца, я получил от него недовольный выговор и втык. Он неожиданно появился в деревне Губино и заорал на меня:

— Почему остановился в деревне? Почему не выполняешь приказ? Я что, мальчик? Бегать за тобой!

— Допрашивал пленного! — спокойно ответил я.

— Какого ещё пленного? — заорал он.

— Нашего, которого мы взяли вместе с девицами.

— Тебе было приказано без остановки двигаться вперёд!

— А я, что делаю?

— Почему не занял совхоз Морозово?

— Первый раз слышу! Мне приказано к исходу дня перерезать Московское шоссе и попытаться с ходу взять Губино. Вот я и здесь! А в Морозове по приказу мне положено быть завтра.

— Мне нужно Морозово! Ты понял, что мне нужно?

— Вот ты его и бери!

— Мне нужно! Мне нужно! А мне нужно 260 высушить одежду на солдатах и дать им отдых хоть несколько часов!

— Тебе нужно Морозово, а мне нужно солдат накормить! 261 Ты посмотри на солдат, они покрылись льдом. Ты видел, как мы Волгу форсировали?

— Через два часа тебя в деревне чтобы не было! Пойдёшь по дороге через лес, выйдешь на опушку и займёшь оборону перед совхозом Морозово. Туда пошлём твоего старшину с продуктами. 262 В шесть ноль-ноль перед рассветом по Морозово будет дан залп нашей артиллерии. После залпа поднимаешь своих солдат в атаку и цепью пойдёшь на Морозово. Всё понял?

— А что оно, Морозово, представляет собой?

— Увидишь, когда возьмёшь!

— Ты берёшь Морозово, Татаринов переходит железную дорогу и поворачивает влево, в направлении на станцию Чуприяновка. Он берёт станцию, ты прикрываешь его по полотну со стороны Калинина.

— Всё ясно?

— Давай вперёд!

Когда посланные с пленным немцем солдаты вернулись в Губино, роты в деревне уже не 263 оказалось. По деревне ходили связисты и растягивали провода. Солдаты спросили, где рота. Их направили в крайнюю избу к командиру взвода связи. Солдаты вошли в избу, лейтенант связист сидел на лавке, скинув валенки. Он у горящей печи сушил свои портянки.

— Нам пятую роту надо найти! — обратился к нему один из солдат. Нас посылали в Горохово. Мы отводили пленных.

— А вон сидит ваш политрук Савенков 12, спросите у него, он наверно лучше меня 264 знает, где ваша рота.

Политрук сидел за столом, брал из горячего чугуна 265 варёную 266 картошку, снимал с неё ногтями аккуратно кожицу и вытянув губы старательно дул на неё.

— Ну что там ещё? — спросил он, не поднимая головы.

— Пятую роту ищем.

— Пойдёте в лес по дороге, туда они и ушли! 267

— Идите, идите, догоняйте быстрей! С дороги никуда не сворачивайте! 268

Солдаты проглотили слюну, попятились назад и подались осторожно к двери, видя, что политрук чем-то недоволен. Они 269 хотели попросить у него пару горячих картошек из чугуна. Но, видно, не сумели совершить к нему подхода.

Савенков был назначен в пятую роту за несколько дней до перехода роты в наступление. За Волгой он явился однажды в роту, провёл, так сказать, беседу с солдатами и сказавши, что занят делами в политотделе, из роты ушёл. Он и во время выхода роты на лёд предусмотрительно где-то задержался.

А теперь, чтобы не мозолить глаза начальству, на время обосновался во взводе связи. Здесь он был в курсе дела всех событий, он слышал все разговоры с ротой по телефону, отсюда он посылал свои политдонесения.

Если бы его спросили почему он не в пятой роте, он не задумываясь сразу бы ответил, что он именно сейчас и идёт туда. Он прекрасно знал, что его место в боевой обстановке, среди солдат. Но он из боязни за свою драгоценную жизнь избегал появляться в роте, понимая, чем это может кончиться. Рота без ротного, это конечно 270 нельзя! 271 А он, политрук, мог и в тылу отсидеться!

Савенкову было около тридцати. Он имел, как говорят, жизненный опыт и ему окрутить вокруг пальца молодого лейтенанта ничего не стоило. Сказал, ушёл по важным делам и возражать нечего! А будешь возражать, напишу в донесении 272 что морально неустойчив, потом сам будешь не рад. В роте он говорил одно, а в батальоне и полку другое. Он где-то до войны, как он сам говорил, работал инструктором по пропаганде. Таких Савенковых, возможно, было немного. И не в каждой роте встречались они 273. Но нам «повезло», у нас был именно он.

Тем временем рота, пройдя лесной массив, вышла на западную опушку и расположилась справа от дороги. Солдаты зашли в глубокий снег и легли.

Метрах в ста впереди по моим расчётам должен был находиться, обозначенный на карте, совхоз Морозово. Мы тогда не знали, что тут был небольшой конный завод, вернее Морозовская конюшня.

Время зимой бежит быстро. Светлая часть дня короткая. Не успеешь оглянуться, уже сумерки и долгая ночь.

К середине ночи облака несколько рассеяло, с севера подул порывистый ветер и под ногами зашуршал и заскрипел мелкий снег. Солдатские спины согнулись, 274 покрепчал мороз.

Я вспомнил немца с тряпьём, накрученным колбасой на позвоночнике. Может, мороз и ветер загонит в избы и тех, что стоят на постах в совхозе Морозово?

Солдаты 275 и пытаясь согреться, топтались в снегу. Стучали замёрзшими валенками, махали руками. Никто из них спать не хотел.

Да и мудрено ли было уснуть на таком ветру и морозе, в 276 промёрзшей одежде.

Немцы 277 бежали из Губино и свернули в сторону Калинина. На лесной дороге, ведущей к Морозово, свежих следов на снегу не было. Нас в совхозе Морозово немцы не ждали.

После кормежки роты, из батальона прибежал связной и передал приказ. Роте занять исходное положение на опушке леса и ждать дальнейших указаний. Четвертая рота 278 к рассвету подойдёт и будет находиться во втором эшелоне.

Перед утром усилился мороз. Было трудно дышать. Холодный ледяной воздух жёг ноздри и легкие. При каждом очередном вздохе у некоторых солдат вырывается надрывный и мучительный кашель и свист. Небритые лица солдат неподвижны от холода, щетина покрылась инеем, одежда торчит колом, валенки стучат, как деревянные 279 башмаки.

Белые кусты и одетые снегом 280 деревья стоят перед нами. Домов и построек за белыми ветвями не видно. Но я знаю, что они стоят где-то рядом, в полсотне шагов впереди.

Совхоз Морозово это старое название, оно теперь стёрлось из памяти жителей. Но место, где когда-то стояли сараи и дом, нетрудно и сейчас отыскать по старому пруду.

Мы топтались в снегу, поглядывая 281 на дорогу. И вдруг из-за леса, из-за нашей спины, там, где были 282 тылы, послышался нарастающий гул летящих снарядов. В голове успело мелькнуть, что наша артиллерия хочет ударить по совхозу Морозово. Гул снарядов на мгновение затих и в ту же секунду обрушился на роту. Под мощный залп разрывов люди попадали в снег. Повалились друг на друга, кто где стоял. Человек в одно мгновение кидается к земле, надеясь в снегу укрыться от взрывов и спастись от осколков.

Никто не подавал команды — «Ложись!». Каждый солдат своим ухом уловил звук 283 летящего снаряда и в доли секунды понял, что разбираться 284 некогда. Весь залп, выпущенный из-за леса, по небрежности наводчиков, пришёлся по опушке леса, где стояла пятая рота.

От первого удара человек, обычно, сжимается. Одним ударом бича с силой напрягаются мышцы. Проходит, какой-то момент, напряжение в теле ослабевает. А тут через секунду следует 285 новый удар. Потом другой, потом ещё и ещё, с нарастающей силой. Снаряды рвутся среди лежащих солдат. И тело каждого 286 бьётся в конвульсии. От каждого нового удара, людей кидает страшная внутренняя сила. Ни люди храбрые и обстрелянные, ни люди слабые волей и духом не могут противостоять непрерывным ударам и рывкам 287 нервной системы, она их кидает и дергает. Никто из живых не мог совладать с собой! Людей бросала какая-то 288 сверхъестественная сила!

Когда я падал, на меня навалились сверху двое солдат. Я оказался прижатым к земле их весом. Но вот разрывы снарядов стихли. Над снежной опушкой леса повис сизый дым. Люди зашевелились и стали подниматься на ноги. Я оказался внизу под солдатом.

— Ну хватит! Полежал и вставай! — сказал я, пытаясь подняться и толкая локтем солдата.

— Ты что? По голосу не узнаёшь? Что лежишь не на своем дружке, а на командире роты!

Обстрел кончился. Он решил подшутить над своим 289 приятелем. Солдаты этак иногда делали. Но солдат не шевелился и не отвечал.

Я движением плеча скинул его с себя 290 в сторону и поднялся на ноги. Солдат лежал рядом на снегу, он был убит и уже не дышал.

Все были подавлены и оглушены этим обстрелом. Одним залпом в роте выбило сразу шесть человек. Шесть солдат москвичей было убито, и ни одного раненого!

На лесной дороге со стороны нашего тыла показались два солдата 291. Они бежали, разматывая провод и оглядываясь по сторонам. Вот они остановились, прислушались и завизжали своей катушкой.

Подбежав к роте, они долго отдувались, хватая ртами морозный воздух и выпуская клубы белого пара. Отдышавшись, они забили в мёрзлую землю металлический штырь, подсоединили к ящику телефона протянутый провод и молча сунули мне в руку телефонную трубку.

Я не успел 292 сообразить. Я думал, что они мне дали просто трубку подержать, а в трубке ревел уже голос комбата.

— Ты почему не в Морозово?

— Мы расходуем реактивные снаряды! А он сидит на опушке леса и не чешется!

Видно связисты запоздали с прокладкой провода. Они должны были размотать его до начала обстрела. Комбат делал вид, что во всём виноват только я. Он кричал в трубку, что я срываю наступление. А я терпеливо слушал и не перебивал его. Не стоит, подумал я, останавливать его крик. Пусть поорёт немного. А когда он кончит, я спрошу его насчёт обстрела по своим. И в самом деле, когда он выдохся, я спросил его, — кто будет отвечать за убитых своей артиллерией.

— У меня шесть убитых! Чего молчишь?

— И потом, где приказ, чтобы я вышел на 293 Морозово? Кто мне его передал? Я не обязан догадываться, что вы там задумали 294.

— И потом учти, — Давай, давай! Это не приказ!

— Пришлёшь мне письменный приказ, я распишусь на нём, вот тогда и спрашивай!

— Мне нужно похоронить солдат! В роте убитые!

— Ты боевая стрелковая рота, а не похоронная команда! Этим займутся тыловики и политработники!

— Тебе нужно брать немедленно Морозово! И до рассвета ты должен быть там!

— Убитым ничего не сделается! Полежат на снегу, подождут!

— Командир полка приказал, чтобы совхоз через час был взят твоей ротой! Жди! Я сейчас сам приду к тебе!

Я сунул трубку телефонисту и подозвал командиров взводов. Ночь была тихая, темная и морозная. Впереди слабо светятся холодные снежные сугробы. Тонкие ветки кустов покрыты мерцающим пушистым налётом. Снег скрипит под ногами даже тогда, когда не идёшь, а просто стоишь 295. Строения совхоза должны быть где-то рядом за поворотом 296 дороги. Я смотрю на карту и ставлю задачу взводам.

Ровная, расчищенная и присыпанная тонким слоем снега дорога уходит вперёд. Даже в этом 297 видна немецкая аккуратность 298. У них повсюду на дорогах образцовый порядок. Сбежав из Губино, немцы повернули по другой дороге, которая ушла в направлении Калинина. На совхоз Морозово они не пошли. Повидимому здесь проходит раздел их полков и дивизий. Теперь по этой зимней дороге мы должны приблизиться к позициям немцев другой дивизии 299. Что 300 там впереди? Как встретят нас при подходе к совхозу?

Солдаты вышли на дорогу и в это время позади роты появился комбат. Видя, что мы развёртываемся, для наступления, он молча повернулся и подался назад 301.

Мы нехотя и с трудом делаем первый шаг. Вот тронулись все и рота пошла по дороге.

— Использем темноту! 302 — сказал я Сенину и Черняеву.

Дорога делает крутой поворот, из-за кустов и белых сугробов показались крыши домов. Немцы молчат!

Я разглядел сквозь кусты казенной формы продолговатый дом и в стороне два сарая с односкатной крышей. Дом совсем не похож на обычные деревенские избы, а сараи напоминают станционные постройки. С каждым шагом мы приближаемся к ним, и каждую 303 секунду 304 ждём первого встречного выстрела.

Все напряжены, каждый хочет уловить этот первый 305 прицельный выстрел. Кому он достанется? Кто упадёт?

Вижу, как пот снежной мукой выступает на лицах солдат. Один вытирает его рукавом шинели и всё время поглядывает на меня 306.

Стоит мне оступиться или замедлить шаг, солдаты сразу замрут на месте. И потом их не сдвинуть вперёд. Солдата нужно вести не останавливаясь, не давая ему передышки 307. Я ускоряю шаг. 308

С каждым шагом напряжение растёт. Все ждут встречного выстрела 309. Снег скрипит под ногами. Кажется, что этот звук слышен, как скрежет танковых гусениц, сейчас разбудит немцев и поднимет их всех на ноги.

Мороз хватает за горло, давит 310 и теснит дыхание. Клубы белого пара вылетают из ноздрей. Черняев что-то медлит и жмётся сзади. Он посматривает на дом и на сараи из-за моего плеча и молчит. Сенин со своими топает чуть впереди. За ним только поспевай. Он знает, что медлить нельзя. За ним идёт вся остальная рота. Я иду между ними.

Солдат Черняева я держу позади. Я могу их пустить в обход дома 311. Но они понемногу начинают отставать. 312 Я ускоряю шаг и машу рукой Черняеву. 313

Я кошу глазами и вижу. Солдаты всё время посматривают на меня. Что буду делать я? Вот главный вопрос, который торчит у них сейчас в голове. Если я встану. Встанет вся рота, Сенин поймёт, что нужна остановка. Я это чувствую и не сбавляю хода.

Я мог, скажем, Черняева или Сенина с двумя, тремя солдатами послать вперёд и осмотреть дом, а потом подойти к нему целой ротой. Но я сомневаюсь, что и на этот раз будет легкий успех. Две деревни без выстрела! На третьей мы должны споткнуться! Не может быть, чтобы немцы от одного нашего вида побегут и здесь 314.

315 Дом и сараи могут сразу ощетиниться ружейным и пулеметным огнём 316. Нужно скорей бежать к сараям и дому. Их нужно сразу окружать 317. Я прибавляю шагу и солдаты послушно следуют за мной.

Не меняя шага, я иду по припорошенной снегом дороге. Валенки отяжелели, ноги передвигаются с трудом. Я поворачиваю голову и смотрю 318 назад, солдаты двумя 319 шеренгами движутся не отставая. Это хорошо! — думаю я.

Без нас с Сениным они вперёд не пойдут. После шести убитых и мощного обстрела у них на это не хватило бы духа. Если лейтенанты и старшина идут впереди и подставляют себя под пули, значит и солдатам нужно поспевать за ними 320. Если они сейчас упадут и уткнутся в снег, их от туда колом не поднимешь. Нервы у всех напряжены до предела!

Это, как раз тот самый момент, когда дырявый череп смерти с ухмылкой смотрит на тебя в упор двумя провалами костлявых глазниц. Вот она протянула костлявые руки тебе навстречу и ждёт, когда ты хлебнув свинца попятишься назад, ткнёшься коленями в дорогу и скажешь, — возьми меня мама на ручки 321.

Поворачиваю голову вправо, солдаты Черняева 322 нагоняют нас и идут рядом. Они идут какой-то особой манерой, каким-то напряженным, вкрадчивым 323 шагом. Стрельни я сейчас из нагана, и они тут же метнутся в сторону, зароются в сугроб, и мы втроём останемся стоять на пустой дороге. Уж очень сжались и сгорбились они. Лица у солдат, как застывшие маски 324. На лицах их не видно ни страха, ни ужаса. Только глаза воспалены от мороза 325 и ноги плохо гнутся в коленах.

Но почему немцы молчат 326?

327 Теперь мы идём вообще на виду 328. Может они хотят подпустить 329 и ударить сразу 330? А может 331 спят и вовсе не думают, что мы 332 подходим к крыльцу?

Перед крыльцом 333 расчищенная от снега площадка. В замёрзшем окне виден отсвет горящей коптилки внутри. Мороз за тридцать градусов и на крыльце никого. Внутри горит свет, а на улице ни души. Где же часовые?

Я подаю рукой знак Черняеву, чтобы он шёл со своими солдатами к сараю. Сенин со своими славянами остаётся рядом со мной. Я слышу его дыхание у своего плеча. Он молча стоит и ждёт, 334 какую я подам команду.

Я делаю ещё несколько скрипучих шагов, останавливаюсь и снова прислушиваюсь, что там внутри, а слышу только своё собственное дыхание. Кроме него, ничего не нарушает тишину 335. Минуту стою и озираюсь. Смотрю на дом и на то, как подходит к сараям Черняев. И вот я решительно подался вперёд. Об опасности я больше не думаю. Наступает какой-то момент, и о ней уже мыслей нет. Подхожу к запорошенному снегом крыльцу. На крыльце свежих следов не видно. Я велю Сенину окружить дом с двух сторон.

— Поставь у крыльца четырех, а у каждого окна по два человека!

— Без команды не стрелять! — говорю я ему тихо 336.

— Стрелять только тогда, когда немцы начнут прыгать в окна!

Внутри дома находятся люди. Это мы сразу увидели, учуяли 337. Хотя ни малейшего звука или шороха из дома 338 наружу не долетало. Но у нас чутьё в такую минуту, как у 339 легавых собак на стойке.

Я махнул рукой и солдаты Сенина быстро окружили дом. Теперь 340 немцы были в наших руках. Солдаты Сенина действовали расторопно и уверенно. Русскому солдату хоть малую малость 341 почувствовать свою силу, хоть на минуту получить перевес! Тут уж храбрости не отбавляй! Тут солдата подгонять и торопить не нужно! Он полезет в любую темную дыру, со злостью 342 зарычит, как фокстерьер на лисицу.

Я стоял на первой ступеньки крыльца. Сенин замешкался. Нашлись сразу шестеро добровольцев подняться по ступенькам, открыть входную дверь и войти в коридор. Я 343 сошёл с крыльца, разделил их на две части рукой и 344 показал, что сначала пойдут эти трое первыми 345. А вы трое последуете сзади.

Внутри дома послышался надсадный кашель и тихий невнятный говор двух человек. Движением рукавицы я позвал за собой старшину и трёх солдат, 346 вошёл с ними на крыльцо и знаком велел им войти. Я 347 стоял на крыльце. Мне тоже нужно 348 видеть, что и как произойдёт там внутри.

Тихо взвизгнула дверь. В коридоре было темно и тихо. Под ногами старшины заскрипела половица. Скрип, как по душе, резанул острым ножом. Сенин с солдатами вошли в коридор в полной темноте. Где-то за дверью опять вполголоса заговорили двое. Теперь ясно слышалась немецкая речь. Вот чиркнула спичка и Сенин потянул на себя ручку внутренней двери. Мерцающий свет коптилки сразу проник наружу в темный коридор и осветил его лицо.

Я вспомнил, как старшина переступал порог мерцающей обители монашенок во Ржеве. Зря я иногда ругаю его. Он в решительную минуту ведёт себя молодцом.

Немец спокойно сказал старшине что-то не совсем понятное. Из сказанного, я уловил лишь одно слово — «Битте!».

Старшина видно понял, что его приглашают войти. Он решительно переступил порог тускло освещённой комнаты. До этого момента всё шло спокойно и мирно.

Но вот немцы увидели в комнате вооруженных русских солдат, и вдруг завопили, завизжали и заголосили так, что было похоже, что в комнате неумело режут молодую свинью.

Я первый раз слышал, как пронзительно вопят и визжат взрослые мужчины. Как будто Сенин их резал по-свински ножом.

Один, обезумевший от страха немец, вскочил на подоконник и пытался прикладом выбить оконную раму и спастись бегством. Но несколько 349 выстрелов по верхней части рамы наших солдат 350 отбросили его назад. Он спрыгнул на пол, согнулся пополам и ткнулся 351 каской себе в колени. В других окнах соседних комнат на подоконниках вниз головой остались висеть несколько трупов.

Я боялся, как бы те, что были снаружи, не застрелили нашего старшину и солдат.

— Стрелять только в немцев, какие прыгают из окон! — крикнул я солдатам, стоявшим за углом.

Из задней комнаты немцы решили бежать. Посыпались рамы и стекла наружу. Несколько человек успело выпрыгнуть вниз. За углом затрещали беспорядочные выстрелы. Остальные, видя, что мышеловка захлопнулась, побросали свои винтовки и подняли руки вверх. Они со страхом смотрели на нас 352 с поднятыми руками при свете мигающих стеариновых фитилей. Они глядели ничего не понимая, как будто пребывая во сне 353.

Их легко было понять. До сих пор немцам всё было легко и доступно. Они без особого труда 354 добрались до Волги 355. И на такую наглость русских совсем не рассчитывали. Они были легко, по летнему одеты.

На улице за тридцать градусов, немыслимый мороз, выходить наружу из теплой избы просто безумие. Под касками у них были надеты летние пилотки, на шеях висели невероятного вида шарфы. Не хватает только галстука бабочкой, лакированных штиблетов с гамашами и тросточки в руках. О валенках и меховых рукавицах и нечего говорить. Слово валенки, как таковое в немецком языке отсутствует. И дословно на ихний язык не переводиться. А звучит вроде как фетровые сапоги.

Мы иногда говорим, — «Валять дурака». Это им совершенно не понятно. Фетр и войлок у них вырабатывают машинами, а не ворочают с боку на бок и не валяют вручную, как это делают у нас.

Мы вывели захваченных фрицев на снег, пересчитали их вместе с убитыми. Их оказалось всего шестнадцать человек. Несколько убитых висело на подоконниках, трое валялись на полу внутри дома. На снегу от окон я увидел свежие следы. Возможно, двоим удалось бежать из совхоза, хотя стоявшие снаружи у окон солдаты клялись и божились, что не упустили ни одного. Я ещё раз осмотрел следы на снегу. Они шли двойной дорожкой от окон прямо в лес. Ясно было, что двое немцев сбежало из дома.

Солдат стремится сначала соврать, чтобы выяснить, какое за это будет наказание. Он хочет скрыть свою промашу. Но я не стал уличать их словами. Я лишь показал следы на снегу 356.

— Из-за вас, двух разгильдяев, потом погибнут другие, которые станцию будут брать!

Осмотрев ещё раз дом внутри и снаружи, я пошёл к Черняеву, который находился у сараев. Двойные двери сараев были закрыты. Снаружи под каждую из дверей были подперты наклонные брёвна. Откинув брёвна в сторону и отворив двухстворчатые двери, мы все внезапно отпрянули и попятились назад. Из темноты сарая на нас смотрел орудийный ствол немецкого танка. Было такое впечатление, что вот он сейчас заворчит 357, поведёт стволом, лязгнет гусеницам и тронется на нас. У нас даже спёрло дыхание от неожиданности. Но вот минута нашего замешательства прошла. Из танковой пушки в нас не стреляли, из пулемёта тоже не полоснули, мы были по-прежнему живы, целы и стояли в оцепенении. Через минуту мы начали уже соображать. Что мы могли сделать против танков, если у нас в руках были одни винтовки? Мы воевали без всяких правил. У них самолёты и танки, сотни орудийных стволов. А у нас 358 солдаты стрелки с винтовкой и обоймой всего в пять патрон.

Но вот наконец солдаты зашевелились и осмелели. На чёрной стальной обшивке чётко вырисовывались чёрные с белым немецкие кресты. Танк был мёртв и холоден, как лёд. Немцы повидимому загнали их в сараи, законсервировали на зиму и оставили до весны. Полагая весной пустить их в дело. По внешнему виду танки были совершенно новыми. Краска 359 нигде не поцарапана и не задета 360. Гусеницы и ходовые колеса блестели, они были новые и совсем не сработаны. 361 Бензина у них не хватило? Или масло в моторах застыло? Так решили мы.

Настоящая война, для нас только начинается, хотя в действующей армии мы числились уже четыре месяца. Для нас всё было ново, незнакомо и необычно. Немцы, которых мы теперь брали в плен, по-прежнему были, для нас неразрешимой загадкой. Они нас гнали по полсотни километров в 362 день, теперь зимой они боязливо бежали как зайцы, бросали деревни и без сопротивления сдавались нам в плен. Как их понять? Где тут зарыта собака?

Нас посылают вперёд. На солдата не больше десятка патрон. 363 Вот вам стратегия и тактика! И главное что? Мы ротой берём деревню за деревней, а 364 Карамушко и комбат наверное считают, что это заслуга исключительно их.

Конечно! Сейчас удача и случай на нашей стороне. Но не будем обманывать себя. Нас ожидает расстрел в упор в самое ближайшее время. Потому, что никто не знает, где нас встретят немцы мощным и беспощадным огнём. Я вспомнил слова комбата на счёт нашей стрелковой роты. Командиру полка в дивизии сказали:

— Гони их вперёд! У них мало потерь!

Возможно, что мы здесь ничего героического не сделали. Подумаешь, взяли несколько пленных и два танка в качестве трофеев!

На всём пути мы шли без особых потерь, 365 смотрели смерти в глаза, а это в счёт не идёт, когда солдат не убивает 366. И здесь, когда мы открыли в сарае дверь, от страха и от ужаса мурашки у нас побежали по спине. Вот если бы танки стреляли в нас, и мы их забрали, вот это было бы геройство. А это даже подвигом не назовёшь 367.

Совхоз нами взят. Теперь он в наших руках. Но все мы страшно устали, солдатам нужен отдых.

— Ты Сенин сегодня отличился!

— Разрешаю тебе завести своих солдат в дом! Пусть заделают окна и отдохнут до утра!

— А ты Черняев займёшь со своими оборону! Ты со своими при подходе к совхозу пятился где-то сзади! Танки тебе достались без боя. До утра будешь нести дежурство! Справедливо или нет?

— Согласен!

— Если застану кого из твоих 368 спящими на постах, продлю боевое дежурство в снегу ещё на сутки!

— Справите службу по честному, пущу в дом, разрешу полежать на полу! 369

Перед рассветом 6-го декабря в роту прибежал связной, посланный из батальона.

— Мне нужно докладать! — сказал ему комбат, — А из роты нет никаких донесений.

— Сбегай посмотри! Взяли они совхоз Морозово? 370

Солдат прибежал в роту и слово в слово передал мне задание комбата.

— Хорош гусь! Сначала он орал и грозился, потом сбавил тон 371, а теперь послал солдата в роту с проверкой! — подумал я и ничего не сказал 372.

— Беги доложи! 373

— А это какая деревня?

— Это не деревня, а совхоз Морозово!

Солдат убежал, а я подумал, — Мы берём одну деревню за другой, вторые сутки без сна, на ногах, без горячей пищи, мёрзнем на холоде, а он сидит в натопленной избе 374 и не догадается послать нам в роту кормёжку. А кто он собственно есть? Что он 375 делает? Рота берёт деревни! А он докладает! 376 — «Разрешите доложить? Я совхоз Морозово взял!».

Разница небольшая, кто собственно взял. 377 Карамушко тоже доложит, что он в ночь на шестое взял совхоз Морозово. Но непонятно одно. Как он мог, сидя за печкой, перерезать Московское шоссе, захватить Губино и ворваться в совхоз Морозово?

В батальоне две роты 13. Четвёртая и пятая. По боевой расстановке, пятая сейчас идёт впереди. Четвёртая следует во втором эшелоне. Нам повезло! Мы с ходу взяли Горохово, Губино и совхоз Морозово. Мы вклинились в немецкую оборону и находимся у железной дороги. А наши соседи справа и слева отброшены за Волгу. 920 стрелковый полк, наступавший на Эммаус, разбит и отброшен назад. 250-ая дивизия понесла потери под Городней и откатилась обратно за Волгу. Справа от нас полки из-за Волги ни на шаг не продвинулись 378. По рассказам телефонистов, немцы на них пустили танки, и малая часть их вернулась на исходные позиции.

Телефонисты трепаться не будут! Раз у них от таких известий трясутся руки, значит они о деле говорят. Приятели по линиям связи всё передают друг другу. Наше начальство 379 темнит. Чтобы и мы не сбежали, а сидели на месте. 380 Потому что мы единственные находимся на острие главного удара и проникли глубоко в оборону противника.

Связисты размотали провод до самого крыльца.

— Товарищ лейтенант! Куда аппарат 381?

— На крыльцо! Отсюда лучше видать!

— Может в дом? Там удобнее!

— Сказал на крыльцо!

Телефонисты смотрят на меня и ничего не понимают. Они тянутся к теплу и надеются, что я передумаю. Им 382 охота забраться в дом, устроиться с аппаратом поближе к печке. У них, привыкшие к теплу и к широким деревенским лавкам зады. А на морозе работать им никак нельзя. Но они видят мой решительный взгляд, подключают аппарат 383 и подают мне трубку.

Там, на другом конце провода я слышу голос комбата 384. Он весь в нетерпении 385 и в трубку орёт, — Алё!

— Слушаю! — говорю я.

— Почему не по форме докладываешь? — кричит он.

— А ты орёшь на меня по форме? — спрашиваю я. 386

— Хочешь разговаривать, говори спокойней!

— Ты взял Морозово?

— Да, взял! Совхоз Морозово мы взяли без потерь. Есть пленные и убитые немцы. Пришлёшь солдат, направлю их к тебе. Они у меня в сарае вместе с танками дожидаются.

— С какими танками?

— В сарае два танка захвачены. На консервации были. Остальное мелочь, — мины, снаряды, бочки с бензином под снегом.

— Тебе передали приказ?

— Какой?

— Перерезать железную дорогу и занять оборону!

— Дождёшься Татаринова. Теперь он с ротой пойдёт вперёд. А ты его прикроешь по полотну железной дороги со стороны Калинина.

— Он будет брать станцию Чуприяновку!

— А ты будешь железную дорогу держать.

— Тебе всё ясно?

— Ясно!

Я закончил разговор и отдал трубку телефонисту.

— Товарищ лейтенант! Слышали новости? Мне дружок по телефону передал. Наших спихнули за Волгу. Драпали все, вместе со штабными из дивизии. Нас могут с минуты на минуту отрезать. Вы куда будете отходить?

— Нам приказано не отходить, а наступать на станцию и идти вперёд.

Дело 387 прошлое! Командир полка доложил, что он перерезал шоссе Москва-Ленинград. А сам бежал обратно за Волгу.

«Вот только командир роты огрызается!» — потом жаловался ему комбат.

— А в чём дело? Чего он хочет? — спросил он комбата по телефону.

— Он войной недоволен.

— Требует отдых!

— Какой 388 теперь отдых? Мы сами не спим! 389 Березин требует деревень. А эти мерзавцы, ротные, спать захотели! Ты с ним не рассусоливайся! Гони его вперёд!

Комбата снять легко. Он из кожи лезет, за место держится. А командира роты не снимешь. Солдаты сами вперёд не пойдут.

Я посмотрел на дорогу. На опушке леса показалась рота Татаринова.

— Черняев! — позвал я младшего лейтенанта.

— Пойди разбуди сержанта Старикова. Пусть возьмёт с собой двух солдат. И давай его сюда на крыльцо!

Через некоторое время Стариков и два солдата вышли.

— Ты пойдёшь прямо через лес к полотну железной дороги, займёшь там позицию и будешь наблюдать. Жди на месте нашего подхода. Мы пойдём по твоим следам.

— Ты Черняев иди к сараям. Отправь сюда немцев, а двери закрой как было. Я жду тебя здесь!

Встреча с Татариновым.

К крыльцу подошёл Татаринов.

— Здорово, лейтенант! Ты ещё жив?

— Здорово! Как видишь! — отвечаю я.

Татаринов подходит к крыльцу и садиться на ступеньку.

— Давай закурим! — бодро говорит он.

По дороге медленно идут его солдаты. Солдаты останавливаются и садятся в снег.

— Это твои убитые лежат на опушке леса? — спрашивает Татаринов.

— Мои! — отвечаю я.

— А кто хоронить их будет?

— Не знаю! Мне комбат сказал, что я не похоронная команда, а боевая единица! Моё дело идти 390 вперёд!

— Мне звонил комбат и передал приказ. 391 Четвёртая рота переходит 392 железную дорогу, заходит лесом в обхват и берёт станцию. А я со своей пятой [ротой] прикрываю вас от Калинина.

— Железную дорогу оседлаешь ты! — говорит Татаринов.

— Потом я перехожу полотно! 393 Встретимся на полотне!

— На полотне, так на полотне! — соглашаюсь я.

Четвёртой роте придали двух полковых разведчиков. Они без маскхалатов, как простые солдаты, с винтовками наперевес стоят у крыльца. Они пойдут на станцию впереди четвёртой роты. Татаринов это дело 394 сообразил. Он долго уговаривал комбата. И тот потребовал разведчиков из полка. Вот как надо уметь жить! Я до этого не додумался!

Мне конечно везло. Я брал деревни без потерь 395. Посмотрим, как теперь повезёт Татаринову?

Дорога от совхоза Морозово круто поворачивает влево и идёт вдоль полотна железной дороги. Но мы на поворот не пошли. Мы около него сходим в снег и идём по следам сержанта Старикова. Он с двумя солдатами на полотне и ждёт нашего подхода. Кругом укрытый снегом кустарник и ели. Нас трудно обнаружить даже с близкого расстояния. Впереди просветлело. Мы пробираемся сквозь ветки и выходим на полотно.

— Все тихо! — докладывает сержант Стариков.

Я оглядываюсь кругом. Стальные рельсы с полотна железной дороги сняты. Белый ровный снег устилает выемку полотна. Я велю своим солдатам перейти на другую сторону и подняться на опушку леса. По обоим сторонам железной дороги я кладу в снег своих солдат. Обзор вдоль полотна в сторону Калинина 396 отличный.

Пехоту мы отбросим! — думаю я. А вот, если танки пойдут, их на полотне не остановишь! С ружьями на танки не полезешь 397! Придётся с солдатами отойти в лес 398. Ляжем поглубже где-либо в снег, и пусть себе стреляют. Танки в лес не пойдут! Четвёртая тоже отвалится в лес! — так я рассуждал, посматривая вдоль полотна в сторону Калинина. Но зря я фантазировал. Немецкие танки сюда 399 не пошли. Полотно не чищено, снегу выше колен. Солдаты мои лежат по краю обрыва у выемки 400, а я усаживаюсь в мягкий сугроб, достаю кисет и закуриваю. Теперь я жду пока четвёртая рота перейдёт полотно.

Вот юбилей! Ровно девяносто лет назад 5-го декабря 1851 года здесь прошёл первый поезд с бесплатными пассажирами.

Оглядываюсь на полотно и вижу. Пригибаясь к земле, через полотно мелкими группами начинают перебегать солдаты четвёртой роты. Встаю на ноги, бросаю папироску, затаптываю её в снег, выхожу к краю полотна и иду им навстречу.

— Можете идти не пригибаясь! — говорю я им. До станции далеко. Станционных построек отсюда не видно!

Зимняя ночь на исходе. Первые проблески света уже заиграли на снежных верхушках деревьев.

— А мороз всё крепчает! — говорю я Татаринову проходящему мимо. Он как будто глухой.

— Дух перехватывает на ходу! — добавляю я ему в спину 401. Он не реагирует.

У солдат на бровях белый снег, пушистым инеем покрылись клапана шапок-ушанок 402. А мы с себя Волжские льдышки ещё 403 не все сбили.

Прошла ещё одна группа солдат четвёртой роты, пыля ногами сыпучий снег по узкой тропе. А сзади, за ней показался 404 комбат. Он шёл в сопровождении двух связных и ординарца.

— Мне тоже нужно подобрать ординарца, — подумал я.

— А! Потом! — решил я. Сейчас не до этого!

— Ну как тут дела лейтенант? — спрашивает меня 405.

— Тихо кругом! Немцев не видно!

— Вижу! По насыпи немцы не ходят! Следов никаких!

406

— Ты вот что лейтенант! Снимай роту. Пойдёшь на станцию следом за Татариновым.

Я передал командирам взводов распоряжение комбата и моя пятая двинулась следом за четвёртой. Я взял с собой сержанта Старикова с двумя солдатами и пошёл догонять Татаринова 407.

Впереди идут два разведчика из полка, в двадцати метрах сзади двигаемся мы, а за нами солдаты четвёртой роты. За четвёртой где-то сзади идут мои. Я должен дойти с Татариновым до исходного положения, до той самой черты, откуда он поднимет своих солдат и поведёт на станцию. Мы идём по глубокому снегу среди высоких заснеженных елей. Полотно железной дороги слева 408. Мы идём по опушке не углубляясь в лес 409. К станции мы подходим 410 охватом.

— В чём дело? — думаю я.

— Почему вдруг сюда явился комбат?

Когда мы шли через Волгу по вздыбленному льду и по открытому полю поднимались на Губино, в ротах его не было, он нам не показывался. В Губино, когда мы подошли к лесу, он ночью явился и выгнал меня с ротой вперёд.

Он сибиряк и видно без тайги жить не может! Немцы леса боятся, а ему чистое поле на нервы действует. В лесу, конечно, лёг за толстый ствол и ни одна пуля тебя не возьмёт!

Два небольших бревенчатых дома, одна чёрная от копоти баня, обшитое досками здание станции, вот собственно и всё, что увидели мы из-за деревьев, когда приблизились к краю леса.

Всего четыре постройки! — думаю я. Татаринов их заберёт без труда!

Впереди за деревьями видны печные 411 трубы, укрытые снегом крыши 412, темные рамы окон и замороженные стекла.

— В этих двух первых домах живут! — говорю я, показывая их Татаринову.

Я смотрю на крыльцо. Внизу у крыльца валяются дрова, и какие-то темные предметы. Наше внимание сосредоточилось на них 413.

Татаринов махнул рукой назад и его солдаты повалились в снег. Мы стояли за двумя 414 стволами елей.

— Давай! — сказал он разведчикам.

И разведчики тронулись с места. Впереди было открытое место 415.

Мне бы нужно было пойти назад в свою роту, но я, как в полусне, стоял и не мог оторвать глаз от домов. В этот момент оттуда прозвучали два винтовочных выстрела. До домов было метров сто, не больше. Я увидел, как оба разведчика стали припадать и валиться к земле. рис.3 (50 kb) Ещё два выстрела последовали тут же за первыми. Тела разведчиков дёрнулись и безжизненно опустились в снег. Мы с Татариновым оказались за стволами елей и поэтому не попали под прямые выстрелы. Мы стояли неподвижно, пытаясь рассмотреть, откуда бьют немцы. Их ружейные выстрелы были очень точны.

Разведчиков спасти уже было нельзя. Их тела ещё раз вскинулись над снегом, видно немцы, для верности ударили в них ещё 416.

Солдаты Татаринова лежали сзади. Среди них появились раненые. Откуда стреляли немцы, мы никак не могли понять.

Я оглянулся назад. Нужно было немедленно принимать какие-то меры. Мы с лейтенантом Татариновым оказались отрезанными от своих солдат. Я сделал перебежку и со стороны домов мне вдогонку ударили выстрелы. Но я оказался проворным, успел добежать до толстого дерева и завернуть за него. Я 417 посмотрел на Татаринова. Ему было теперь сложней уходить назад. Он мог запросто получить пулю вдогонку. Немцы видели откуда я выскочил и теперь могли караулить его. Но потом я подумал. За раздвоенной елью они нас не видели. И не предполагают, что там остался второй.

Вот он кинулся назад, выскочил из-за снежного куста и побежал в мою сторону. Я смотрел на окна, крыльцо и углы дома, стараясь засечь дымки выстрелов, определить, откуда бьют немцы. Но ни движения фигур, ни вспышек выстрелов не было видно.

— Татаринов! Отведи свою роту назад! — услышал я голос комбата.

Неужели, подумал я, он сюда в роту явился. Я обернулся. Комбат действительно стоял метрах в двадцати сзади 418.

— А ты лейтенант!

Он видно забыл, или вообще не знал мою фамилию.

— Ты, бери свою роту и обходи станцию по той стороне железной дороги!

— Зайдёшь им в тыл! И ударишь им из-за насыпи с той стороны.

Вот это дело! — подумал я. Давно бы ему пора ходить вместе с ротами.

Четвёртая подобрала своих раненых, отошла 419 и залегла в снегу. Теперь они будут ждать, пока я обойду с другой стороны станцию. Кто-то из солдат даже отважился стрелять. Со стороны четвёртой роты послышались редкие выстрелы.

Я со своими отошёл назад, перешёл полотно и, минуя дорогу, пошёл по кустам. По высоким и густым кустам я стал обходить два домика и здание станции. В кустах покрытых белым 420 инеем на десять шагов впереди ничего не видно. Кругом бело и одно небо над головой. При такой видимости трудно определить своё место по отношению к станции 421. По глазам хлещут ветки. Пушистым белым пеплом снег сыпется с веток вниз 422. Как держать направление? Но я нутром чувствую, что иду правильно и всё будет хорошо.

Мы идём, поторапливаемся, высоко вскидываем ноги. Потому, что в кустарнике лежит рыхлый и глубокий снег. По моим расчётам станционное здание мы уже прошли.

Рядом со мной идёт мой новый ординарец. Мой 423 помощник и связной 424. Перед выходом в кусты я сказал сержанту Старикову, что забираю у него одного солдата.

— Что поделаешь! Вам тоже нужен толковый солдат!

Мне нужен живой человек и надёжный 425 помощник рядом. А то я с самой Волги один и один 426. Некого за кем нужно послать. 427 Пятая рота в основном была московская. В роте были 428 пожилые солдаты, и молодых 429 десятка два. Мы были с ним одногодки. Нам было тогда по двадцати 430. Сказать по правде, пожилые солдаты до сих пор, называли меня иногда «сынком». Мне они этого не говорили, а между собой иногда употребляли это словечко. Отчего бы это? — рассуждал я в свободные минуты.

Нужно делать поворот! Вот и край кустов!

Сквозь пушистые ветки я вижу здание станции и крутую заснеженную насыпь, уходящую в сторону Москвы. Деревянное здание и сейчас стоит в том же виде, как и тогда.

Мы поднялись на насыпь. Перед нами открылась удивительная картина. Слева у дороги, под обрывом, дымила немецкая кухня. рис.4 (50 kb) От неё в нашу сторону шёл приятный и сытный запах съестного и слабый дымок. Правее на крышах домов, покрытых толстым слоем снега, задом к нам, растопырив ноги, лежали и целились немцы. Их было 431 по четыре на каждой из 432 крыш. Это те самые, которые убили разведчиков, которые нанесли ранения солдатам четвёртой роты. Это те, от которых я так прытко бежал. Сверху им было всё видно, как на ладони. Они целились деловито, стреляли наверняка, перезаряжали свои винтовки спокойно, не торопясь. Они и теперь, когда мы зашли им в тыл, лежали и постреливали в сторону четвёртой роты, как на стенде по тарелочкам. Нам тогда даже в голову не пришло посмотреть на крыши домов.

Немцы настолько увлеклись своей удачной охотой, что подпустили нас на два десятка шагов. Мы рассыпались цепью полудугой и охватили сразу эти два дома и кухню. Когда до домов оставалось всего ничего, кто-то из солдат не выдержал, нарушил мой приказ не стрелять и выстрелил. Хотя я предупредил всех, что немцев будем брать у самых домов. Они сами сползут к нам в руки с крыш. Каждый знал, что я стреляю первым. Одиночный винтовочный выстрел без времени сделал своё гнусное дело. Немцев со снежных крыш как ветром сдуло.

Солдаты, увидев пустые крыши, открыли беспорядочную стрельбу. Теперь стреляли по упряжке лошадей с немецкой кухней. Хоть бы её удержать! Огромные «Першероны» с круглыми боками, лохматыми ногами, рыжими гривами и с короткими, как у собак, обрубленными хвостами, стояли в парной упряжке под обрывом. Они спокойно позвякивали стальными цепями и сбруей.

Забегу несколько назад.

— Что это за порода немецких лошадей с короткими хвостами? — спросил я пленного немца, которого мы захватили в Губино. Я видел как удирала повозка из деревни запряженная такими лошадьми.

— «Першерон!» — ответил он. Это порода лошадей тяжеловозов из области Перш, что на западе Франции.

— Так это французские, и вовсе не ваши, не немецкие! — сказал я.

Немец не ответил и промолчал.

Но вернёмся к кухне. Два немца копошились возле неё, когда мы открыли беспорядочную стрельбу 433. Один из них толстый, видно сам повар, стоял к нам спиной, заложив руки за спину. Другой немец потоньше, дежурный солдат по кухне, клал в топку дрова. Когда эти двое услышали выстрелы, обернулись назад и увидели нас, они завертелись на месте. Повар схватил вожжи и кнут и стал нахлестывать лошадей, но кованные колеса тяжёлой кухни не сдвинулись с места. Лошади дёргали, приседали на месте, храпели, били ногами, а подложенные под колеса два толстых 434 полена примёрзли к дороге и не давали кухне тронуться с места. Сами колеса, как выяснилось потом, были затянуты тормозными колодками, а поленья облиты водой.

Беспорядочные выстрелы подхлестнули кухонных работяг. Толстый немец закричал на тощего. Тот схватил топор и перерубил постромки. Толстый прыгнул на хребет лошади, дернул их за поводья и лошади рывком рванулись вперёд. А тот с топором обезумел от страха, что его бросил толстый, остался стоять как истукан. Видя бегущих к нему русских, он бросил топор и пустился бегом по дороге. Впереди по дороге, набирая скорость, верхом на «Першеронах», удирал галопом повар, а сзади, вскидывая высоко вверх коленками бежал вдогонку тощий немец.

Когда наши солдаты подбежали к кухне, немцы уже были от нас далеко. Да и не убегающие немцы наших солдат интересовали. Повар нахлёстывал лошадей, тощий, махая руками, что-то кричал вдогонку ему.

Дорога, по которой драпали немцы, всё время поднималась по склону вверх. Господствующая высота хорошо просматривалась вместе с дорогой до самой деревни. Деревня стояла высоко на бугре. По карте она значилась Чуприяново 14. Отсюда, наверное 435 и произошло название станции, — Чуприяновка.

Кухня, отбитая у немцев, была для 436 солдат самым дорогим и ценным трофеем. Танки в сарае, снаряды в снегу, пленные немцы шли нашему полковому начальству, для получения орденов и составления боевых отчётов.

Как вы думаете? Перепадёт командиру полка, если он доложит в дивизию, что он [захватил] взял два исправных танка и десяток немцев в придачу? Такой доклад чего-то стоит!

Танки и пленные шли для отчёта в верха, а кухня, с мясным запахом, немецкой анисовой водкой и вишнёвым компотом без косточек, была, так сказать, божественной наградой для наших солдат за холод и голод, за нечеловеческие страдания и муки.

Я велел ординарцу вынуть из кухни металлический бачок с тридцатиградусной анисовой и никому сверх положенной нормы её не давать.

— Ни грамма, ни капли! Понял?

— Макароны с мясом и вишнёвым компотом пусть от живота едят! А к водке за сто шагов никого не подпускай!

Вот дела! Потешились на кухне солдатики! Дай бог! Отведём душу теперь! Это видно сам «Создатель» сжалился над нами?

В деревянном здании станции, где сейчас находиться касса, зал ожидания, служебная диспетчерская, и где сейчас живёт Серафима Петровна Ефимова 15 со своей семьей, со времен войны мало что изменилось.

При немцах, в здании станции была конюшня. Когда мы взяли станцию, постоя лошадей здесь уже не было. На полу лежал застывший навоз. Окна и двери были сорваны. Ветер гулял в доме насквозь.

Жилыми и тёплыми оказались два дома, с крыш которых стреляли немцы. Они стояли ближе к переезду. Здесь, в этих рубленых домах располагалась немецкая санчасть, и стояли зубные кресла.

В одном доме стояли два белых кресла, с бурмашинами и со стеклянными шкафами, с лекарствами и инструментом. В другом доме, повидимому, жил врач и санитар. В обоих домах было чисто, светло и жарко натоплено. Солдаты заходили с мороза погреться, и каждый своим долгом считал неприменно посидеть в зубном белом кресле перед сном.

Солдат удобно садился, клал голову на подставки и руки на подлокотники и 437 обстоятельно рассказывал, как однажды ему в молодости сверлили зуб. Он лез грязным пальцем к себе в рот, нащупывал, старую пломбу и тыкал в неё, показывая солдатам, при этом выл, скривив рожу, вроде от боли.

Другой садился и показывал 438 пальцем в пустое место в десне. Вот мол откуда ему вырвали 439 зуб. Вот на таком кресле сидел тогда.

— Хотел золотую коронку вот сюда на передний поставить, да война помешала!

— Завтра тебе немец свинцовую пломбу поставит!

— Ты нам зубы не заговаривай! Посидел и совесть надо иметь!

— Дай другому посидеть! Здесь портянки перевздеть удобно!

— Посидел в мягком кресле и давай слазь! Ты ещё вшей здесь начнёшь давить бурмашиной!

— Я никогда братцы зубы не сверлил. У нас этого безобразия не было!

— А как же быть, когда зуб болит?

— Привяжешь его суровой ниткой за дверную ручку и ждёшь, когда кто пойдёт и снаружи за дверь дёрнет! Дёрнут за ручку и зуб на полу!

— Ну-ка подержи винтовку! Я сяду примеряюсь в кресле! А то убьют и никогда не сидел!

Солдат садится в кресло, кладёт голову на подзатыльники, руки опускает на подлокотники и с грустью смотрит на замысловатую бурмашину.

Ведь кто-то и доживёт! Сядет вот так! Сверлить ему будут!

— Нам с тобой браток помечтать только можно маленько!

Буровой станок с ножным приводом поблескивает перед ним 440.

— У этих немцев всё не как у людей! У самой передовой и пожалуйте — зубной доктор ставит пломбы!

Я вышел на воздух, а разговор в доме продолжался.

Упустить такую пару лошадей! — вспомнил я перестрелку у кухни 441. В общем, шуму наделали много, а попаданий ни одного! Ни дохлой лошади, ни одного убитого немца!

Когда я подошёл к кухне, здесь крутились любители по третьему разу поесть. Кухня стояла у поворота дороги, у песчаного обрыва. Сюда из 442 небольшого овражка вела узкая снежная тропинка. По тропинке, из покосившейся темной баньки навстречу мне шла пожилая женщина, малец лет двенадцати и маленькая светловолосая девочка.

— Милые, родные! — сказала женщина, подойдя ближе.

— Наши пришли! — обратилась она к детям. Дети стояли, смотрели на нас и молчали. Женщина подошла ко мне, обняла меня и заплакала. Потом она долго стояла, смотрела на наших солдат 443. А солдаты взглянули раз на неё и опять стали толкаться у кухни.

— Вы откуда будете? — спросил я её.

— Девочка местная 16. А я с мальцом из Калинина. Есть нечего. Вот я и прислуживала здесь у врача. Полы мыла. А жили мы с мальчиком вон в той бане. Девочка приходила к нам, вот как сейчас.

— Накорми женщину и детей! — сказал я Сенину и пошёл к домам, где сидел Черняев.

Когда пятая рота выбила немцев со станции, четвёртую отвели на тропу, по которой мы пересекали полотно железной дороги. Один взвод оставили на полотне лицом к Калинину, а с другим Татаринов ушёл охранять совхоз Морозово, где находился комбат. В общем, всё осталось по-прежнему. Мы сидели впереди, а четвёртая нас прикрывала сзади.

На войне часто зад оборачивается передом и всему приходит свой черёд и конец! Я вспомнил слова Татаринова, — «Как ты думаешь? Дойдём мы до шоссе?». Если он всё время будет идти позади, он дойдёт не только до Ржева.

Я разогнал солдат от кухни. Велел Сенину поставить всех на свои места. Не успели солдаты разобраться по своим местам в обороне, как мы увидели, что со стороны деревни Чуприяново, что стоит вдалеке, на господствующей высоте, вниз по дороге в нашу сторону спускается группа немцев человек двадцать.

— Всем лежать и рожи не высовывать! — крикнул я громко и велел Сенину приготовить ручной пулемёт.

— Пусть думают, что на станции нет никого! — сказал я громко, чтобы все слышали.

— Пулемёт поставь над обрывом около кухни! Там место повыше! Оттуда всё хорошо видать! Всем взять дорогу на прицел и без моей команды не стрелять!

— К самым кустам будем подпускать!

— Стрелков предупреждаю! А то опять найдутся небесные олухи! — И я им погрозил кулаком.

Немцы были ещё далеко. Солдаты лежали и посматривали на меня.

— Немцы с дороги не сойдут! Снег по обочинам 444 слишком глубокий!

— У них голенища на сапогах короткие! Они народ цивилизованный! Простуды бояться!

— Целиться всем по дороге, где начинаются кусты!

— Прицельную планку поставить на двести метров!

— Сейчас расстояние до немцев пятьсот!

— Можете наблюдать! Но никому не стрелять! Откроете огонь, когда я громко подам команду, — «Рота к бою!».

Вниз по расчищенной и укатанной дороге [немцам] идти было легко. Немцы даже кое-где подпрыгивали, когда по снегу скользили у них сапоги. Я лежал, смотрел и ждал, когда они подойдут поближе. Через каждую сотню метров я объявляю дистанцию до них.

Прицел, прицелом — думаю я. Но нужно уметь стрелять и попадать в подвижную цель. А сейчас у солдат мурашки и мондраже от непривычки и волнения. Откроют пальбу, а пули уйдут в молоко. Как пить дать! Я уже их проверил!

Я поворачиваю голову направо и зову к себе солдата.

— 445 Быстро ползком ко мне!

— Ты так лежи! Смотреть будешь! А винтовочку со штыком дай на время мне!

— Ладно, товарищ лейтенант, берите! Она у меня прилично бьёт!

Я лёг поудобней, прикрыл один глаз, выбрал условную точку на дороге и посмотрел на линию прицела. Ещё полсотни шагов! Пусть подойдут! Я дам один точный выстрел. Немцы ничего не поймут.

— Никому не рыпаться 446! Пулемётчикам тоже! Я буду один стрелять!

— Буду стрелять одиночными! — крикнул я и посмотрел на солдат.

— Все слышали? Солдаты молчали.

Двести метров обычный огневой рубеж. Мишень в полный рост, как на стрельбище из положения лёжа. Разница только в одном. Там мишень из фанеры, а здесь она живая. Пуля войдёт в мягкое податливое тело без единого звука и щелчка. Свист её слышен, когда она пролетает мимо 447. Остальные, что идут рядом, даже не дрогнут.

Делаю глубокий вздох и медленный выдох. Успокаиваю свое дыхание и расслабляю мышцы. Бедра и ноги чуть подаю вперёд, чуть влево. Закрываю глаза и считаю до пяти. Открываю глаза и смотрю на прорезь и мушку. Винтовка осталась на месте. Это моя точка прицела. Сейчас на неё подойдёт живая мишень. Сейчас к этой точке шагнут сверху немцы. Кто один 448 из двадцати перекроет её 449? В этого одного я спокойно и выстрелю. Это ничего, что он живой. После моего выстрела он станет фанерным. На уровне груди я ударю ему только один раз. Этого будет достаточно, потому что я 450 на двести метров из яблочка не выхожу.

Патрон в патроннике, палец на спусковом крючке. Крючок нужно легко потянуть на себя, освободить собачку бойка. Всё это говорю я себе, чтобы не торопиться, в этом деле первое — спокойствие! Вот над прорезью показались сапоги и коленки, затем появилась ширинка и наконец поясной ремень. Ещё два шага и мушка упёрлась в грудную клетку.

— Не торопись! — говорю я сам себе.

Солдаты смотрят на меня. Ищут глазами, с кем я разговариваю.

Я медленно и не дыша подтягиваю на себя спусковую скобу, чем медленней её ведёшь, тем лучше! И вот раздается выстрел.

Собственно, самого выстрела я не слышу. Я ощущаю только резкий удар приклада в плечо. Винтовка чуть прыгнула и встала на место. Я смотрю на линию прицела и вижу на мушке немецкую грудь. И вот немец взмахнул руками, поскользнулся на укатанной дороге и нагнулся вперёд. Потом он, как пьяный, широко расставил ноги и 451 ткнулся головою вперёд.

Совершенно не думая, что я убил человека, я лёгким движением кисти, не отрывая локтей от опоры, перезаряжаю затвор. Смотрю на прицел и вижу, у меня на мушке новая мишень во весь рост. Снова удар в плечо и снова споткнулся немец. Никаких сомнений. Этому я точно угодил в живот.

Немец делает всплеск руками, как жест сожаления, падает на колени, поднимает руки к небу и, как мне кажется, движением губ произносит — «О майн Готт!».

Вот и второй предстал перед всевышним с молитвою на устах! Говорят, что немцы не православные, а евангелисты, протестанты и католики. Всё равно не нашей веры! То, что я убил двух рабов божьих, это не грешно!

Я делаю ещё один выстрел в набежавшего немца. Вот когда вся группа сразу остановилась. Они думали, что эти первые двое просто споткнулись.

Хочу ещё раз уточнить. Передо мной был кустарник. Я стрелял между тонких белых веточек, покрытых пушистым налётом снега. Мои встречные выстрелы были приглушены. Немцы их почти не слышали, дело в том, что когда пуля летит на тебя, подлёт и удар её происходит без звука. Свистят и жужжат только те из них, которые пролетают где-то в стороне или выше. Полёт пули слышно, когда она уже пролетела мимо. Свою пулю солдат никогда не услышит! А эти три свинцовые вошли в немцев беззвучно, мягко и гладко. Когда первый немец вдруг ткнулся в снег, о нём наверно подумали, что он споткнулся. Убитый пулей в грудь от паралича дыхания не успевает даже пикнуть. Второй, которому она попала в живот, вероятно вскрикнул. А я в это время на мушку поймал третьего.

— Вот и пришла расплата за наших разведчиков! Два на два! И одного им впридачу на будущее!

— Око за око, глаз за глаз! — сказал я и посмотрел на своих солдат.

— Все видели, как надо стрелять! Теперь я посмотрю, на что вы способны?

Я посмотрел на дорогу, на немцев. Они пятились задом, ожидая новых выстрелов. Они пятились по дороге, как от гремучей змеи, которая жалила насмерть, выбирая себе новую жертву.

А что они собственно могли? Они были на открытом месте. Если они разбегутся и попадают в снег, то это будет их роковая ошибка. Нас не видно. Мы за пушистыми кустами. Посмотреть на причудливый иней — неописуемая красота! Если они будут спокойно лежать, я перебью их всех по одиночке. Прицеливаюсь я точно. Стреляю не торопясь. Но по бегущей назад мишени точно не выстрелишь, торопиться начнёшь.

— Рота! Приготовиться к бою! Прицел двести метров! Целиться под пояс! Стрелять не торопясь! Внимание! Огонь!

Затрещали выстрелы. Полоснул пулемёт. Немцы мгновенно развернулись и бросились бежать, оставив на дороге троих убитых.

Пулемётчики били, солдаты стреляли и ни одного из бегущих никому не удалось подстрелить. Немцы рысью добежали до деревни и скрылись между домами.

— Дело плохо! — сказал я сам себе. Полсотни стрелков, ручной пулемёт, и ни одного попадания. Страшно то, что это уже не первый раз. Потерять уверенность в себе можно с первого раза. Солдаты чувствуют свою неуверенность 452 и отводят глаза. А на ходу этому не научишь!

— Противно смотреть! — говорю я громко, отворачиваюсь, качаю головой и театрально сплевываю в снег.

— Простого солдатского дела сделать не могут!

— С котелками около кухни горазды. Куда! Вот бог послал солдатиков! — не унимался я.

Но ругал я их беззлобно, так для порядку, проводя воспитательную работу.

Когда меняется обстановка, время летит быстро. Не успели мы с рассветом на станцию войти, посидеть с котелками около кухни и пострелять с полчасика, как уже и вечер навалился. Небо стало 453 темнеть. Я расставил солдат роты по круговой обороне и приказал в оба смотреть.

— Не исключено, что немцы могут нас ночью попробовать.

Насчёт захвата кухни я начальству умышленно не доложил. Кухня, это чистый наш трофей, и раззванивать о ней нет никакого смысла. Они и так едят за счёт стрелковых рот и сыты по горло 454. Едят в три горла! И совести нет!

И всё же солдаты четвёртой роты разнюхали, что наши едят немецкие макароны с мясом и запивают вишнёвым компотом.

Семья не без урода! Нашлась двое трепачей, они решили похвастаться и почесать язык, — «Вот мол какие мы сытые!».

Солдаты четвёртой роты, оставленные в обороне на насыпи выделили инициативную группу и послали к нам на переговоры насчёт кухни узнать, — «Узнаете что и как! Нельзя ли съестным разжиться?».

Послание взяли с собой котелки и напрямую было подались к кухне. Но часовые, стоявшие в круговой обороне, вздернули затворы и приказали стоять. Что, что, а насчёт этого солдаты сразу сообразят.

— Дальше ни шагу!

— Чего надо?

— Куда толпой прёте?

— Поворачивай и дуй к себе в лесок. Свежий воздух нюхать!

— Тут вам делать нечего!

— Не нужно было на боку лежать. А в атаку надо было идти и станцию брать!

— При первых выстрелах от станции попятились раком!

— Пятая за вас должна воевать?

— Налейте хоть супу! — просит один из пришедших солдат.

— Иди, иди! Пятая рисковала своей шкурой. Вот и набивает её как следует изнутри!

— Катись отсель, и так обойдёшься!

— Ну зачем ты солдата обижаешь? — сказал подошедший из ельника солдат.

— Давай браток котелок и крышку давай!

— Сейчас всем взводом тебе набуровим. Не беспокойся! До крышки нальём!

Солдат, вышедший из ельника, забрав котелок, ушёл.

Стрелок из четвёртой роты говорит часовому, — Ты вот орал на меня, а он сразу видать человек душевный!

Там в ельнике у «душевного» парня сидят дружки. Они свободны от вахты, разговаривают, курят и сплёвывают в снег. Теперь из ельника слышится их дружный хохот. Вскоре оттуда выходит «душевный» человек. Он протягивает солдату наполненный котелок и скороговоркой добавляет, — Смотри, только крышку не открывай, а то прольёшь всё.

Солдат четвёртое роты потирает руки.

— Неси осторожно! Смотри, не пролей!

— Теплый ещё! — замечает солдат, ощупывая котелок голой рукою.

— А ты как думал! Всем взводом старались!

— Ну ступай, ступай!

— Спасибо браток!

— Хлябай на здоровье!

Солдат четвёртой роты уходит.

— Что-то я не пойму тебя! — говорит часовой «душевному» человеку.

— Кухня там, а вы ему из ельника вынесли.

«Душевный» человек вытягивает шею, наклоняется к часовому и что-то шепчет ему на ухо.

— Ну это вы зря! — говорит пожилой солдат, часовой.

— А, если наш ротный узнает?

— А кто ему скажет?

— Найдётся, кому сказать! 455

И действительно, к вечеру я узнал эту историю. Но рассказал мне её ни кто-нибудь, а сам «душевный» солдат.

— Не хочу, товарищ лейтенант, чтобы про меня вам другие докладывали.

— Я догнал его сам тогда. Остановил и сказал, — Дай-ка сюда!

Открыл крышку и вылил.

456

— Я другого, товарищ лейтенант, боялся. У нас, у солдат после сытной еды озорство и разные шуточки! А на деле коснись? Потому как, если в полку узнают, опять припишут нашей пятой роте моральное разложение. У вас неприятности будут. А нам то что? Нам солдатам ничего! С нас солдат взятки гладки!

— Ладно, забудем про это! — сказал я.

— Хорошо, что ты сам всё осознал!

Я отпустил солдата и позвал ординарца.

— Беги по взводам, передай Черяневу и Сенину, пусть заберут с кухни все продукты и раздадут солдатам на руки. И скажи, что я лягу спать! Я третьи сутки не сплю 457. Вернёшься, тоже ложись!

Ординарец убежал. По дороге он тоже решил пополнить свои запасы. Забежал на кухню, сказал 458 часовому, что ротный велел продукты раздать, сунул ему и себе по банке компота и побежал по взводам. Он мог бы взять и ещё. Но он не хотел таскать в мешке лишнего груза. Хватит нам по банке с ротным.

Наступила ночь. С кухней было покончено! Как и нужно было ожидать, с наступлением ночи меня вызвали на КП батальона. Комбату не спалось, он ещё до ночи выспался. От железнодорожного переезда до пруда, где стояли постройки совхоза Морозово, идти не далеко.

— Вот! — сказал комбат, когда я к нему явился.

— Из полка посыльный прибежал, приказали вызвать тебя. Там, говорят, у вас есть грамотный москвич, ночью по карте ходить умеет.

— Откуда они знают, чего я умею?

— Это не важно! Я докладал!

— С этого и начинай! — сказал я.

— Тебе с ротой приказано выйти на лесную дорогу!

— Когда и куда я должен идти? Карту района я буду иметь?

— Дадим, дадим! Не беспокойся! Карту получишь!

— Есть данные! — перебил меня комбат, — Немцы покинули высоту 219.

— Оголили оборону и отошли куда-то назад. Понял, какие дела?

— А откуда у полка такие данные?

— Как откуда? Пленные показали!

— К вашему сведению, всего час тому назад по дороге из деревни Чуприяново немцы до взвода солдат подходили к станции. Троих я сам уложил. Думаю, что завтра утром они пошлют сюда не меньше пехотной роты. Что будешь делать, когда мы уйдём 459. Одному взводу Татаринова станцию не удержать.

— Ты за 460 станцию не беспокойся! Станцию и совхоз мы ночью сдадим 634-му полку. Им приказано занять здесь оборону. Пусть они здесь и стоят 461.

— У нас задача другая! — продолжал комбат.

— Мы батальоном идём на высоту 219 и ноль. Высота находиться правее деревни Обухово 17. Ты с ротой идёшь впереди. За тобой следую я, а за мной без разрыва четвёртая рота Татаринова.

Дружки чтоль они? — подумал я. Опять меня вперёд, а Татаринова сзади. Это в принципе не важно, но хотелось просто узнать.

— Всё понял? Иди, снимай своих солдат, отводи их сюда 462. Выход через четыре часа! Пусть пока отдыхают!

— Сейчас возьми с собой роту солдат из 634 полка и сдай им станцию. 463

Я вернулся в роту, поставил в оборону солдат 634-го полка и велел своим солдатам идти на Морозово. У нас валенки от мороза не гнутся, а нам до высоты не меньше суток идти. 464 Высоту 219 немцы нам просто так не отдадут. Высота имеет 465 господствующее значение. Это не Губино у самого леса. Это и не станция Чуприяновка с двумя зубными креслами.

Я вошёл в дом, ногу поставить 466 негде. Но ординарец предусмотрительно лавку освободил 467. Я переступил через лежащих солдат, лёг на лавку и тут же уснул.

Перед рассветом меня разбудил батальонный связной.

— Комбат приказал вам вести роту на лесную дорогу в Морозово.

Я построил солдат и походной колонной двинулся в лес.

— Ладно! — сказал комбат, когда мы встретились 468.

— Теперь слушай меня!

— Из дивизии получен приказ. Нашему полку одним батальоном приказано перейти в наступление!

— А что мы делали до сих пор? — спросил 469 я.

— Ты слушай 470, когда я говорю! А не смотри куда-то в сторону! Всё равно там ничего не 471 увидишь!

— Дивизия имеет задачу перерезать пути отхода немцам. Из частей 31-й армии только нам удалось вырваться вперёд. Остальные пока застряли у Волги. 250-я дивизия 18, наш левый сосед, лежит под Городней. Наш 920-й полк из-за Волги наступает на Эммаус. А ты знаешь этот Эммаус? Двести метров от Волги. 634-й полк двумя батальонами отбивается от немцев под Губино. Одна рота этого полка будет оборонять совхоз 472 и станцию Чуприяновку. Нашему батальону приказано идти головной походной заставой вперёд. Общее направление движения полка на деревню Микулино 19. На лесную дорогу ты выходишь сейчас! Четвёртая рота следует во втором эшелоне за тобой. Моё место в четвёртой роте!

Я раскрыл карту и стал рассматривать свой маршрут. Карта тридцать восьмого года. Она перепечатана с карты 1937 года. Это вроде того! (Ваша фамилия как? — Сахаров! А раньше? — Сахарович! А ещё раньше? — Цукерман!) Вот так и с картами было в то время.

При укрупнении деревень в период коллективизации многие хутора, деревни и посёлки, дороги и очертания лесов бесследно исчезли с лика земли, а на картах они остались. Торчит из снега засохший бурьян, да колючий кустарник, попробуй определи, где тут была деревня и где проходила дорога? Ночью с хорошей картой идёшь, как слепой. А тут, когда в лицо хлещет встречный ветер, глазом зацепиться не за что. И если ты упустил дорогу, задумался на ходу, не сделал в своей голове соответствующую коррекцию, то можешь 473 увести своих солдат совсем не туда.

Местность, она везде на местность похожа, если однообразно лесистая или открытая в виде снежного поля кругом. И сложность ещё в том, что земля, укрытая слоем снега, скрадывает рельеф, сличая который можно по карте идти.

Не все офицеры полка хорошо читали и владели картой. Многие с шестью классами самоуверенно плутали и путали других. Пустив пятую роту по неизвестной лесной дороге, комбат был уверен, что я не собьюсь с нужного пути.

А потом. Что собственно жалеть пятую роту. Она не сибирская и в ней меньше всего потерь. В четвёртой солдаты почти все земляки, коренные чалдоны. А эти москали в дивизии чужаки.

Всё было расставлено по своим местам 474. 634-й полк 475 занял оборону, а пятая тронулась и пошла вперёд. Посмотрим, что будет дальше!

До выхода роты оставались минуты. Мы сидели в снегу, курили и поплевывали. Батальон собирался в одно место, в Морозово.

Было немного свободного времени, можно было подвести итоги пройденного. При переходе Волги мы потеряли пять человек. Шесть погибли на опушке леса от своей артиллерии. Похоронили их или нет, трудно сказать. Я спросил комбата об этом.

— «Какие тут похороны! Нам наступать на немцев нужно!» — ответил он мне на ходу.

Как выяснилось потом 20, солдат бросили на снегу. Их припорошило сверху снегом. рис.5 (50 kb) Так они и остались лежать до весны 21.

Во время нашего пребывания на станции мирные жители, в основном женщины и дети, прятались где-то в землянке на той стороне железной дороги 476. Пожилая женщина, которая вышла с детьми из бани, сказала мне, что ей иногда говорил офицер, тыча пальцем в лицо.

— Матка! Русь Иван цвай километр! Форзихтиг! — и показывал рукой в сторону Волги.

Мирные жители, которые скрывались, на станцию не приходили. Где находился их бункер, сколько было там местных жителей, мы не знали.

Я вспомнил, как Татаринов сомневался. Дойдём мы до шоссе или нет. Я почему-то о смерти не думал. Мне казалось, что стрельба — стрельбой, воина — войной, а жизнь впереди, а что смерть? 477 Смерть у каждого когда-то 478 и грянет. Мы каждый день ходили по грани жизни и смерти!

Сегодня 8-е декабря 1941 года. Всего три дня, как нас послали в дело, а сколько пережито 479! Сколько мы наворотили! И сколько впереди нам ещё предстоит сотворить?

* * * Главная | Содержание | Глава 08

---

Сноски

*01 [Савинская Слобода.] Карта (50 kb) Источник

*02 [Дудорово – Щекотово.] Карта (50 kb) Источник | Схема (50 kb) Источник

*03 [По данным «ОБД Мемориал» на 12.1941 (политруки), в 421 сп числилось 9 рот.]

*04 [Новинки – Кадино – Жерновка – Горютино – Савватьево – Поддубье.] Карта (50 kb) Источник

*05 [Совхоз Большое Морозово.] Карта (50 kb)

*06 [Поддубье – Горохово – Губино – Морозово – Чуприяновка.] Карта (50 kb)

*07 [Конный завод переведён в Морозово в 1946 году.]

*08 [Пруд – Морозово – ст.Чуприяновка.] Снимок (50 kb) Источник

*09 [Информация КФ в ГШКА о положении войск на 14:00 05.12.41.] Текст | Источник

*10 [Бугор, где стоит деревня Горохово.] Снимок (50 kb)

*11 [«Haben Sie Kannonen?» – У вас есть пушки? «Haben Sie Maschinengewehre?» – У вас есть пулемёты?]

*12 [Уткин – Список потерь политсостава 31А с 10 по 20 декабря 1941 года] Скан (25 kb) Источник
(Текст g08s13 – Алексеевское.) Карта (50 kb)

Савенков – политрук 5-ой роты, 421 сп, 119 сд после 29.12.1941 года.

*13 [По данным «ОБД Мемориал» на 12.1941 во 2-м батальоне 421 сп числилось 3 роты – 4-я, 5-я и 6-я.]

*14 [ст.Чуприяновка – Чуприяново.] Карта (50 kb)

*15 [Ефимова Серафима Петровна – после войны ухаживала за братской могилой.] фото?

*16 [Булыгина Раиса Тимофеевна – в декабре 1941 года ей было лет восемь.] фото?

*17 [Чуприяновка – Обухово. Упоминание о выходе к высоте правее деревни Обухово в рукописи автором пропущено. На высоте немцев не было.] Карта (50 kb)

*18 [Эммаус – Городище.] В «ОБД Мемориал» есть записи по 250 сд 05-10.12.1941 года. Карта (50 kb)

*19 [Тверь – Микулино.] Карта (50 kb) Схема 7 (50 kb) Источник

*20 [В середине 70-х, когда автор посетил станцию Чуприяновка.]

*21 [Погибшие солдаты Москвичи были захоронены весной 1942 года, когда снег сошёл, местными жителями. Памятник возле московской плотформы станции Чуприяновка.] Снимок (50 kb)

---

Зачёркнутый текст
(правка автора)

*001 |вот так|

*002 |, а я офицер|

*003 |видно|

*004 |— Отойди от меня на десять метров и ближе не подходи!|

*005 |в помине|

*006 |приятеля|

*007 |солдатским|

*008 |в роте|

*009 |утоптаной и вдавленной в снег тропинке|

*010 |Он привык убегать с передовой.|

*011 |, где рвутся снаряды|

*012 |не имеет|

*013 |о которой сказано: «И ель сквозь иней зеленеет, и речка подо льдом блестит!»|

*014 |Но теперь всё|

*015 |, смерть|

*016 |на букву «Х»|

*017 |бородавку|

*018 |у меня нет|

*019 |сзади нас|

*020 |русские|

*021 |Я режу правду в глаза.|

*022 |Правда она всегда колет глаза.|

*023 |не для этого|

*024 |в свою траншею|

*025 |последует от командиров команда «Огонь!»|

*026 |при|

*027 |доказывает|

*028 |линию прицела|

*029 |почти|

*030 |утра|

*031 |после нас|

*032 |обрыва|

*033 |но не будет|

*034 |его ждать|

*035 |Те самые переживания перед смертью, когда ты должен перейти в небытие! Та самая секунда, которую долго ждёшь.|

*036 |идти легко|

*037 |Думаешь о другом, и никаких тебе переживаний!|

*038 |нашей жизни и страшной войны|

*039 |свои папироски|

*040 |в низине|

*041 |в открытую|

*042 |— Ты чего орёшь?|

*043 |обычно|

*044 |на передовой|

*045 |звонит он по телефону. Ему нужно быть в курсе дела, выше отчитаться перед полком.|

*046 |, заботы|

*047 |уловить невозможно|

*048 |и совсем рядовое|

*049 |А Карамушко, как снятый со сковородки испечённый блин.|

*050 |, зато гладкая другая сторона|

*051 |своё полковое и батальонное начальство|

*052 |А после суда|

*053 |Кто собственно посылает стрелковые роты на смерть? Ведь они нас посылают на смерть!|

*054 |когда нужно,|

*055 |мочить свою не будет, боится|

*056 |привалился и|

*057 |своей роты|

*058 |задумчиво качаю головой|

*059 |— обращаюсь я к солдатам.|

*060 |солдат|

*061 |из деревни|

*062 |Знакомый повозочный здесь проезжал. Земляк, с одной деревни. Вот он и сказал.|

*063 |товарищ лейтенант,|

*064 |премудрости. Земляк мой остановился на дороге вот здесь и прикурил.|

*065 |давно|

*066 |из кустов|

*067 |распластались|

*068 |и изрытой лошадьми|

*069 |шагаем вперёд,|

*070 |выразился|

*071 |по морозу|

*072 |мы почувствовали вдруг|

*073 |значения|

*074 |метров позади|

*075 |по ходу дороги,|

*076 |клубы|

*077 |выходили|

*078 |вдоль дороги|

*079 |Ну и конечно!|

*080 |в направлении леса|

*081 |человеческого хочется|

*082 |снежной целиной прямо в лес|

*083 |по дороге|

*084 |и это их раздражает. Это вызывало сразу воспоминания о прошлом|

*085 |, как камень,|

*086 |попали на пушистый снег|

*087 |Из мёрзлой траншеи в тепло попали!|

*088 |повсюду|

*089 |с чугунами варёной картошки, которая горячим паром отдаёт,|

*090 |, чугуны с варёной картошкой|

*091 |брошенная охапками на пол|

*092 |не положены и даже вредны|

*093 |как в сказке Снегурочка!|

*094 |на сапогах|

*095 |с порога|

*096 |, а он торчит по колено в снегу|

*097 |и подул в другую сторону|

*098 |спихнуть|

*099 |возымело действие|

*100 |сразу|

*101 |где-то в вышине|

*102 |безветренно и почти|

*103 |Но|

*104 |было теперь|

*105 |на передовой|

*106 |человек двадцать|

*107 |ты живой!|

*108 |Чуть немец открыл огонь, солдат уже навострил уши.|

*109 |идти и стоять|

*110 |Стрелки не пулемётчики.|

*111 |считай, как заяц в лесу|

*112 |он|

*113 |может сбежать в тыл и там отсидеться. Пулемётный расчёт с «Максимом» другое дело. Пулемётчик в обороне сидит до последнего патрона. «Максим» тяжеловат, его не схватишь подмышку и не убежишь, как стрелок| [с «трёхлинейкой»].

*114 |У комбата свои дела и заботы. Он в бою солдатами не руководит. Он их не знает в лицо и не касается их! Он их даже знать не хочет. Ему нужно держать в руках командира роты, чтобы боевой приказ ротой был выполнен, чтобы в роту была связь и звонкий телефон. Ему приказы сверху идут по инстанции. Приказы в роту приходят сверху по инстанции. Это не выдумки или личное желание командира полка. Это приказ дивизии. Что там дивизии, бери выше! Это директива Армии и Фронта. [Приказы] Дальше сверху идут всё быстрей. Нужно взять деревню! Этот приказ и скатывается по инстанции в роту. А как её брать? На то есть ротный и солдаты роты. И вот вызывают к телефону «Ваньку ротного». Комбат по телефону покрикивает, — Ты приказ получил?

— С рассветом возьмёшь деревню! Кровь из носа!

— А как её брать?

— На то ты и ротный. В душу твою мать!

У тебя один выход, — или ранит, или убьёт!

— Потерь будет много? Война без потерь не бывает! За это ругать не будем! Деревню возьми!|

*115 |командира полка|

*116 |вызывает|

*117 |ты|

*118 |В душу твою мать!|

*119 |никто спрашивать не будет|

*120 |верную|

*121 |У комбата две дороги. По одной, что идёт на передок|

*122 |идут две дороги|

*123 |на КП полка|

*124 |потрёпанный полушубок|

*125 |появляется|

*126 |человек|

*127 |представит|

*128 |и лодырей|

*129 |если бы не ... и настойчивость способного комбата.

У командира полка три батальона, а это ни много, ни мало, всего восемь рот 03. Да если прибавить всякой вспомогательной тыловой братии, вот тебе и /тысяча/ больше тысячи будет. На днях придёт пополнение, в ротах перевалит за сотню, и в полку считай за две тысячи «штыков» /будет/. Тут только смотри, куда их стрелками на карте направить.|

*130 |живой или мёртвый, а кто убитый|

*131 |толком|

*132 |ротный лейтенант|

*133 |Но хватит философствовать!|

*134 |по дороге тащится|

*135 |и дребезжат|

*136 |Солдат накормили.|

*137 |на дороге|

*138 |назад в снег|

*139 |иноходью|

*140 |и брызгая снегом,|

*141 |взглянуть на них|

*142 |Их побъёт и он не будет иметь /никто из солдат не имеет/ представления, кто собственно в полку воюет, а они кто /и каков/ у них командир полка.|

*143 |у него плотно сжаты|

*144 |выдвинута, один глаз небрежно прикрыт|

*145 |в эту минуту|

*146 |вытаращив|

*147 |как истуканы|

*148 |, как столб в [натянутую] пружину|

*149 |стоя пойти на смерть|

*150 |дальше по дороге|

*151 |им дана команда и|

*152 |этого|

*153 |него|

*154 |он|

*155 |и месили снег|

*156 |них|

*157 |Мы им понадобились на пару минут.|

*158 |покрасовалось и|

*159 |натоплено, разогрето и на пару|

*160 |свои|

*161 |снегу на обочине дороги|

*162 |в лесу|

*163 |своими черными срубами|

*164 |дороги|

*165 |свалишься в снег|

*166 |не разбирая дороги|

*167 |к моим солдатам|

*168 |глубину снега на|

*169 |штаны, что именно он торчит на дороге|

*170 |с дороги|

*171 |трехнулся|

*172 |дороги|

*173 |и чем он ещё дорожит|

*174 |Слова, сказанные нормальном голосом, там не возымеют действия и не всегда их слышно.|

*175 |сопит|

*176 |Что там теперь на дороге?|

*177 |в лесной глуши|

*178 |Знакомый звук для солдата! Когда постоянно ты голоден!

Удар откинутой крышки термоса и побрякивание черпака сразу поднимают всех солдат на ноги! Знакомый звук звучит, как пожарный набат, теперь не нужно толкать и будить солдат.|

*179 |слабо|

*180 |изнутри|

*181 |с серебристым оттенком|

*182 |холодным налётом, серебристым светом|

*183 |Идёшь по дороге, и смотришь себе под ноги.|

*184 |заболоченный,|

*185 |вода|

*186 |по дороге|

*187 |моих|

*188 |пойдём|

*189 |белом|

*190 |из двух орудий|

*191 |приподняли|[сь]

*192 |перебежать|

*193 |снабженцы|

*194 |по рангам|

*195 |настроить|

*196 |неделю|

*197 |через день|

*198 |в наступление|

*199 |и недоходя,|

*200 |продолжал|

*201 |на счёт предупреждения|

*202 |брал деревню|

*203 |сказал|

*204 |сосредоточиться, для наступления|

*205 |и в небо стрелять,|

*206 |и командира полка|

*207 |хлеб|

*208 |в дорогу|

*209 |при залпе немецких батарей|

*210 |силуэты|

*211 |вскинулось пламя|

*212 |качания земли не замечали|

*213 |в нашей пятой ни у кого нет часов|

*214 |оборвалась. Телефонист закрутил своей ручкой|

*215 |линии связи|

*216 |улыбнулся,|

*217 |выразительно|

*218 |Сделаю перевязку.|

*219 |залп|

*220 |Теперь он бежит по дороге.|

*221 |залпы|

*222 |при переходе|

*223 |на сознание, выворачивает душу и убивает волю|

*224 |через проломы и пробоины|

*225 |которой боишься и её ожидание|

*226 |наступит|

*227 |с ней и со всем,|

*228 |среди покрытых водой огромных промоин|

*229 |огонь разрывов|

*230 |уловили обстановку|

*231 |звенья и|

*232 |поднимаются ледяная завеса, фонтаны и столбы вскипевшей воды|

*233 |под разрывы|

*234 |и наше спасение|

*235 |воду|

*236 |это месиво|

*237 |ушёл|

*238 |пелены разрывов|

*239 |и коркой льда|

*240 |Выйду между домов.|

*241 |трассирующими|

*242 |в открытом поле|

*243 |у нас|

*244 |простиралось|

*245 |по дороге|

*246 |вверх|

*247 |Нужна привязка карты к местности.|

*248 |и ориентирование на местности у нас|

*249 |к ним|

*250 |куриной задницей|

*251 |чужую|

*252 |заморышем|

*253 |доложить, что захватили пленного|

*254 |на всю жизнь|

*255 |— потянул второй.|

*256 |наверчена невероятного|

*257 |него|

*258 |назад|

*259 |и стали фигурировать, как инициатива, добыча полковых разведчиков|

*260 |отдых дать солдатам!|

*261 |и обсушить. А это, комбат, забота твоя.|

*262 |Накормишь солдат. Два часа на отдых.|

*263 |было|

*264 |в курсе дела|

*265 |дымящего паром|

*266 |в мундирах|

*267 |пятая рота|

*268 |не собьётесь|

*269 |было|

*270 |не то,|

*271 |А без него, Савенкова? А что он?|

*272 |такое|

*273 |были такие Савенковы|

*274 |в спины вцепился|

*275 |повставали|

*276 |промокшей и|

*277 |, которые|

*278 |к моменту наступления должна подойти|

*279 |колодки|

*280 |отдельные лохматые|

*281 |вперёд|

*282 |наши|

*283 |падающего|

*284 |куда падать|

*285 |ещё|

*286 |дергается и|

*287 |реакции|

*288 |сжатая внутренняя пружина|

*289 |дружком|

*290 |силой|

*291 |, связисты полка|

*292 |ничего|

*293 |занял совхоз|

*294 |с командиром полка Карамушкой|

*295 |на месте|

*296 |заснеженной|

*297 |расчищенной совсем недавно дороге|

*298 |и образцовый порядок|

*299 |в совхозе Морозово|

*300 |будет|

*301 |остался стоять|

*302 |Это наше преимущество! — сказал он мне, когда я вышел на дорогу|

*303 |томительную|

*304 |растёт наше волнение и мурашки ползут по спине|

*305 |встречный|

*306 |в мою сторону|

*307 |и время подумать на размышление|

*308 |Что-то здесь в совхозе приготовлено роте?|

*309 |и хотят уловить это мгновение. Смотрят вперёд и посматривают на меня.|

*310 |на грудь|

*311 |в любой момент|

*312 |А я останавливаться и ждать их не могу. Черняев что-то тянет. Когда он там справится со своими нервами и мыслями?|

*313 |Черняев тоже начинает махать руками, ускоряет шаг.|

*314 |будут бежать до Берлина|

*315 |Маленькая группа их может подняться вовремя на ноги.|

*316 |огненным дождём|

*317 |целой ротой|

*318 |чуть|

*319 |змейками идут|

*320 |двигать своими ногами|

*321 |и начнёшь ловить последний вздох морозного воздуха|

*322 |плетутся за нами|

*323 |кошачьим|

*324 |от холода|

*325 |и чуть уже раскрыты, как у китайцев|

*326 |не стреляют|

*327 |Мы вышли вперёд.|

*328 |по открытому со всех сторон пространству|

*329 |поближе|

*330 |в упор|

*331 |беспечно|

*332 |приближаемся к дому и|

*333 |влево от дороги находится ровная|

*334 |что я скажу ему|

*335 |другого не слышу|

*336 |Сенину вполголоса|

*337 |почувствовали, если бы даже в окнах не было света|

*338 |сюда|

*339 |гончих|

*340 |, когда|

*341 |зацепиться за немца|

*342 |и напропалую|

*343 |отошёл от|

*344 |рукой|

*345 |, а следом, если нужно, последуют эти|

*346 |показал|

*347 |поднялся на крыльцо следом за ними|

*348 |будет|

*349 |дружных|

*350 |стоявших снаружи|

*351 |лицом в пол|

*352 |своих непрошеных гостей. Они стояли|

*353 |летаргическом|

*354 |легко|

*355 |и встали. Легко воевали.|

*356 |им рукой|

*357 |мотором|

*358 |, стрелковые роты|

*359 |на боках|

*360 |не слезла, на поверхности ни одной царапины|

*361 |Видно их в Калинин привезли железной дорогой, [а сюда] на платформах тягачами.|

*362 |сутки|

*363 |Мы гоним немцев.|

*364 |генерал наш Березин|

*365 |, терпели смертельный страх|

*366 |мало убитых|

*367 |не считается! Слово не подберёшь, чтобы нас похвалить.|

*368 |солдат|

*369 |В тепле разрешу отдохнуть! Часа через два пойдёте спать!|

*370 |— При тебе в роту телофонисты дотянут связь. Доложишь мне лично обо всём по возвращении!|

*371 |и приказал от имени командира полка|

*372 |солдату|

*373 |У нас есть пленные! Два танка в сараях стоят.

— Пусть присылает людей и конвоирует пленных!|

*374 |да ещё понукает|

*375 |может|

*376 |Спешит только с докладом,|

*377 |Важно, что он отбит у немцев.|

*378 |вперёд|

*379 |конечно|

*380 |до последнего патрона. Это мы должны отвлекать на себя немцев.|

*381 |ставить|

*382 |хочется|

*383 |тут же налаживают связь|

*384 |меня дожидается комбат|

*385 |ему нужно докладать начальству|

*386 |Кто ты такой? Тебя я спрашиваю!|

*387 |конечно|

*388 |сейчас|

*389 |Армия сверху давит.|

*390 |смотреть только|

*391 |Ты|

*392 |полотно|

*393 |На полотне я обгоню тебя!|

*394 |быстро|

*395 |одну деревню за другой|

*396 |был|

*397 |пойдёшь|

*398 |поглубже|

*399 |по глубокому снегу|

*400 |полотна|

*401 |и иду следом|

*402 |у него меховой воротник полушубка и клапана шапки-ушанки|

*403 |не отскребли|

*404 |наш|

*405 |комбат|

*406 |— Я тоже предполагал, что у них здесь дорога!|

*407 |впереди четвёртой роты|

*408 |Наши где-то слева.|

*409 |несколько углубились в лес|

*410 |, как говорят,|

*411 |кирпичные|

*412 |с нависшими шапками вниз,|

*413 |крыльце|

*414 |мощными|

*415 |пространство|

*416 |раз|

*417 |остановился поднялся за елью и|

*418 |в отдалении за елью|

*419 |несколько глубже в лес|

*420 |налётом|

*421 |на земле. В кустах нет ориентиров.|

*422 |слетает вниз. Нет складок местности!|

*423 |верный|

*424 |советник и друг|

*425 |советчик|

*426 |да один|

*427 [Он] |Молоденький паренёк из Москвы.|

*428 |в основном|

*429 |осталось всего ничего, один или два|

*430 |лет|

*431 |человека|

*432 |этих двух|

*433 |в её направлении|

*434 |бревна|

*435 |собственно|

*436 |нас|

*437 |вслух вспоминал|

*438 |тыкая|

*439 |больной|

*440 |окном|

*441 |без надобности|

*442 |глубины местности|

*443 |и молчала|

*444 |для них|

*445 |Подползи сюда!|

*446 |не стрелять|

*447 |тебя|

*448 |их них|

*449 |грудью|

*450 |бью точно|

*451 |неожиданно|

*452 |в стрельбе|

*453 |быстро|

*454 |всегда|

*455 |А если те в батальон пожалуются?|

*456 |— На вот, этот получи! А то мы котелки перепутали. Я отдал ему свой. Со своей порцией макарон с мясом хлебова, что старшина нам принёс. Вроде я как сам с собой пошутил! Он так и не узнал, почему я догнал его и сменил котелки!|

*457 |мы с тобой не спали|

*458 |о распоряжении ротного|

*459 |когда я уйду с солдатами вглубь леса?|

*460 |это|

*461 |ковыряются|

*462 |и организуй отдых для людей|

*463 |Они встанут на охрану. Сделаешь роте подьём, когда пришлю связного!|

*464 |В морозную ночь немцы на станцию не пойдут. Они сейчас залезли в натопленные избы.|

*465 |для них особо важное|

*466 |было|

*467 |оставил свободной|

*468 |я доложил ему о прибытии роты|

*469 |подумал|

*470 |чего|

*471 |видно|

*472 |Морозово|

*473 |быть уверен, что|

*474 |как надо|

*475 |принял|

*476 |за насыпью|

*477 |Когда-нибудь и наступит.|

*478 |придёт|

*479 |нами и передумано|

---

Copyright ©2005, Н.Шумилин
Все права защищены.
Copyright ©2005, N. Shumilin, All Rights Reserved Worldwide

http://nik-shumilin.narod.ru





























Книга о войне «Ванька ротный», написанная участником Ржевской битвы А.Шумилиным рассказывает о боях РККА под началом Жукова под Ржевом, Белым с германским вермахтом Гитлера, 9-й армией под командованием Моделя.