Главная | Содержание | Глава 14
Текст главы набирал SSS Сергей@mail.ru
Текст восстановлен до авторского.
— скан стр.
01 — сноска
001 — правка
Глава 15 (сканы)??.??.19?? 11.08.1983 (правка автора)
Отход от города Белый Июль 1942 года
К вечеру мы получили официальный приказ оставить свои позиции. Пулемётные окопы быстро опустели, хода сообщения остались позади. Было ещё светло, когда мы пригнувшись к земле вышли на поверхность земли, спустились в овраг и пошли в сторону дороги, которая уходила от города Белого
001
в тыл, в сторону д. Пушкари. Впереди на дороге в ночной темноте
002
шли солдаты соседней дивизии
01.
Станковые пулемёты перед выходом обычно разбирают. Щит, ствол и станину солдаты несут отдельно. Станина, — самая тяжелая часть пулемёта. Её заваливают на спину солдату и он, пошатываясь, шагает с ней тяжело переставляя ноги. Станина «Максима» имеет довольно ходкие и прочные колёса. На колёсах станину можно легко вести по земле. Но по старой привычке солдат почему-то заставляют её таскать на спине. Солдаты, между прочим, против этого ничего не имели.
Думаю, когда солдат идёт по болоту или под ногами у него булыжник мостовой, пни, кочки, поваленные деревья
003,
то катить станину на катках неудобно. В таких местах солдат надевает её на себя. А зачем спрашивается по ровной дороге тащить тяжелую станину на себе? Так делали только в мирное время. Берегли матерьальную часть и тренировали солдат на выносливость. На войне в этом не было смысла. Я подал команду снять станину со спины и катить её на катках. Нужно беречь солдатские силы и спины
004.
Никто не знает, сколько ещё осталось идти.
Тяжело ступая, пулемётная рота растянулась по дороге. Солдаты идут молча, шагают медленно и неторопливо. Дорога незаметно начинает подниматься в гору. Обгоняя пулемётчиков налегке, уходят вперёд стрелковые роты.
— Эй дорогу! — слышится позади.
Солдаты нехотя сходят на обочину дороги, а по дороге
005
лошади волокут сорокапятку. Все устремились вперёд, в темноту, спешат и торопятся, обгоняют друг друга. Кто ушёл вперёд, кто отстал, не имеет значения.
При получении приказа на отход, я договорился с полком, что по дороге пулемётную роту пополнят боеприпасами и продуктами питания. Действительно, представитель полка встретил нас в темноте на дороге, когда мы подошли к какому-то сараю. Он попросил меня пройти к командиру полка, в блиндаж в овраге. Вокруг повсюду шныряли солдаты, они грузили обоз.
Командир полка, майор, показал мне на карте
02
место на дороге.
— Вот здесь займёшь оборону, у подножья безымянной высоты. Ты должен оседлать дорогу, которая проходит в этом
006
самом узком
месте.
007
Я посмотрел на карту и спросил:
— Кто справа и слева меня?
— Место, где ты будешь стоять, узкое. Кроме пулемётной роты там не будет никого. Справа от тебя болото. Слева крутой скат высоты, за болотом ничейная полоса. А дальше оборону занимаем мы. Телефонную связь дать не могу, связь будешь держать посыльными.
Я понял сразу, что моей пулемётной ротой затыкают шоссе, что идёт на Пушкари
03.
— Вы хотите поставить меня в качестве заслона и я должен буду пулемётами отбиваться от немецких танков.
— Вы же знаете! Немцы без танков по дороге не пойдут.
— Пулемётами против танков, простите, не воюют.
— Оседлать дорогу я не боюсь. А держать её без пушек я не буду.
После недолгого препирательства майор
008
велел отдать в моё распоряжение пушку сорокапятку.
— Из артиллерии у меня в полку больше нет ничего.
— Ну положим, — сказал я, — я видел в полку две 76-ти миллиметровые пушки.
Майор помолчал и сказал, — Они не мои!
Когда весь полк окончательно снялся и в темноте отошёл за болото, когда мимо нас по дороге прошла последняя стрелковая рота, прикрывавшая общий отход, я вывел своих солдат на указанное место и занял позицию.
Вскоре из тыла, со стороны леса из-за болота затарахтела повозка и за повозкой следом прикатила сорокапятка. Пушку отцепили от передка, положили на дорогу ящик со снарядами, а повозку и передок сразу угнали в тыл. Чувствовалось, что пушку оставили на уничтожение. Ко мне подошёл командир огневого взвода, такой же лейтенант, молодой и белобрысый, как я.
— Здравствуй!
— Здорово!
— Ну, как договоримся? — сказал он мне.
— Без выстрела по танку живым от сюда не уйдёшь! Предупреди своих солдат! Кто хоть шаг без моего разрешения сделает, лично из пулемёта расстреляю! Пока пушка цела, вы будете стоять на перешейке!
— А если её разобьёт? — спросил лейтенант артиллерист.
— Разобьёт? Если разобьёт, — вы свободны! Но учтите! Без выстрела по танку ни шагу назад! Это говорю я вам твёрдо! Потому что знаю вашего брата артиллеристов. В этот раз вы просто так не уйдёте!
— Ладно согласен! — ответил лейтенант артиллерист и обратился к своим солдатам, — Все слышали?
Пушку поставили слева от дороги в кювет. Нарубили кустарнику и прикрыли её со стороны дороги.
Я решил один пулемёт поставить назад. Прикрыть дорогу с тыла. Со стороны высоты у меня на фланге никого не было. Немцы могли обойти высоту, зайти нам в тыл и неожиданно появиться сзади на дороге. Я подозвал к себе младшего лейтенанта Пискун и отдал ему боевой приказ занять оборону сзади роты в трёхстах метрах, на дороге.
— Чтобы не было ошибки, — сказал я ему, — в темноте отсчитаешь расстояние шагами. Отсчитай триста шагов и на обочине справа рой немедленно пулемётный окоп. Окоп рыть в полный профиль. Готовность
к утру! Пулемёт сразу поставить к бою. Охранять будешь дорогу и скат высоты. С тыла к роте никто не должен подойти! Ты и солдаты отвечаете мне головой за это! У вас лёгкое задание. Основной удар немцев будет здесь. Вы во время немецкой атаки останетесь в тылу и будете наблюдать за нами. Тебе всё ясно?
— Ночью все до одного будете нести дежурство у пулемёта и патрулировать! Спать будете потом, когда рассветёт. На ночь двух солдат поставишь патрулями. Они будут ходить взад и вперёд между ротой и твоим взводом.
— Вопросы есть ко мне?
— Нет!
— Выполняй!
Младший лейтенант забрал своих солдат, один пулемёт и ушёл отсчитывать шаги в темноту по дороге.
Серое утро пришло незаметно. Солдаты всю ночь работали, я был всё время на ногах, и поэтому утро показалось мне почему-то невзрачным, бесцветным и серым. Если накануне с вечера и всю ночь по дороге двигались люди, тарахтели повозки, то теперь вся местность вокруг опустела и вымерла. Зловещая, не привычная тишина навалилась, как ожидание. Кругом тихо, ни выстрела!
Слабый ветер едва шевелит листвой. У самой дороги залитое водой болото и по краю деревья и кусты. Повсюду из воды торчат тонкие стволы берёзок. Медленно движется туман над водой. Серое небо постепенно озаряется голубыми прогалками между облаков.
Поднимается солнце. На листьях деревьев сверкают капли росы. Смотришь на всё это, и как будто войны вовсе не было.
— Товарищ лейтенант! Погодка нынче благодать! На целый день будет лётная!
— Обрадовал, — отвечаю я солдату.
— Если бы ветер и тучи и дождичек сверху пошёл, немецкие пикировщики сидели бы на аэродроме! А тут светит солнце. Днём будет жара. Тут в обе стороны смотри, откуда они появятся или вынырнут.
— Ребята во взводе сзади наверно сняли сапоги, валяются на траве, сушат портянки! У них что! Работы мало! Всего один окоп. А тут четыре пулемёта. Для каждого позиция и щели, для личного состава. Плоты сбивай и вяжи! Перекурить нет времени! — ворчали солдаты.
Я не стал одёргивать их. Люди работают как следует. А что ворчат, значит, есть такая потребность. Чувствуют тревогу! Ждут подхода немцев! Есть такие люди. Делают вид, что не довольны, а сами стараются лучше других
009.
Через некоторое время я решил сходить и посмотреть, как расположился младший лейтенант со своими солдатами. Нужно будет предупредить их, чтоб из окопа не вылезали. Немцы могут появиться неожиданно.
Но от этой мысли меня отвлекли солдаты, которые вязали плоты. Я забыл сходить в пулемётный взвод и предупредить младшего лейтенанта.
В самом узком месте на дороге, где мы стояли, был крутой бугор и в нём насквозь была прорыта артамбразура в сторону к Белому. Пушку туда артиллерист лейтенант не захотел ставить. Я приказал
010
из подкопа вынуть сухие бревна и скобы и строить плоты.
011
Плоты я решил построить на всякий случай, для отправки через болото раненых и пулемётов на случай отхода роты от высоты. Плоты я велел строить узкие, чтобы их легче было толкать в воде. Солдаты предложили носы у плотов сделать заострёнными набором брёвен.
— В середине положим длинное бревно, а с боков короче и короче.
Я согласился. На плоты можно поставить пулемёты, зайти в воду и вести огонь прямо с воды.
Петя как всегда выступил невпопад. Он предложил все пулемёты кроме одного заранее отправить на тот берег.
— Так будет свободней совершать манёвр!
— Знаешь, что Петр Иваныч! Строчи свои донесения и помалкивай! Ты с пулемётами уйдёшь через болото туда, а мы будем с одним пулемётом отбиваться от немцев. И как будут чувствовать себя солдаты, которые останутся здесь? Что-то у тебя военная тактика с делом не вяжется!
С утра я послал в болото двух солдат. Они взяли шесты и ушли мерить дно и глубину воды до противоположного берега.
— Не очень топко? — спросил я, когда они вернулись, вылезли на дорогу, и с них текла ручьями вода.
— Нет! Товарищ лейтенант! Ногами можно двигать. Дно не топкое. Вода на всём пути по пояс.
Работа по подготовке огневых позиций подходила к концу.
Одни ещё возились с плотами, другие устанавливали пулемёты на закрытых позициях. Вот когда выучка, полученная на мельнице и в обороне на берегу Обши под Белым, пригодилась здесь. Солдаты понимали, что стрельба из-за бугра даёт большие преимущества.
Скажем, я подаю команду открыть огонь по пехоте и танкам противника, которые появились на дороге. Они не раздумывая, без страха и колебаний нажимают на гашетки. Солдатам при стрельбе нечего бояться. Для наблюдения за дорогой на гребень высоты я поставил стереотрубу.
В поле зрения каждого пулемётчика были набиты прицельные колышки. По ним пулемётчик устанавливал направление стрельбы, не видя противника. Я смотрел в стереотрубу, подавал команды, солдаты по колышкам выставляли направление. Возвышение выставляли поворотом маховичка по лимбу вертикальной наводки. При контрольном обстреле трассирующими дороги уточнили пристрелку.
Когда начинаётся бой, у пулемётчика мурашки ползут по спине. Как оно выйдет? Кто кого пересилит в первый момент? Всё нужно заранее пристрелять и проверить. К встрече немцев всё было готово.
Пехота немцев нам не страшна. Мы сидим за обратным скатом. Немцы тоже не оловянные солдатики. У них под мундиром надеты тоже исподние штаны. Вопрос только в том, кто первый в них наложит.
Политрук Соков Петр Иваныч сидел под бугром у самой воды. Я поручил ему руководить постройкой плотов. Он торопит солдат и подаёт им команды.
— Семёнов! Ты чего копаешься? Слышал приказ командира роты?
Солдаты понимали, что немец может подойти каждую минуту. Они и без того торопились. Но политрук своё понимание тоже хотел в работу внести. Я специально выделил ему людей для этой работы.
Нужно было выбить брёвна из ДЗОТа прорытого насквозь в высоте. Распилить их по размеру и сбить скобами плоты. Я занимался пулемётами, а политрук — плотами. Петя первый раз был занят ответственным делом. Обстановка сложилась так, что уйти в тыл он не мог. Некуда было идти.
Раньше он частенько уходил в полковые тылы, пропадал там целыми днями, ссылаясь, что занимался политработой. Дивизия больше не существовала. Тылы полков и дивизии били отрезаны. Петру Иванычу идти было некуда. Не пойдёт же он в чужой полк. Там ему могут дать задание пойти в разведку или сунуть ещё куда. Лучше держаться за свою роту. Да он и толком не знал, где собственно находиться этот полк.
Политрук сдвинул каску на затылок, так было лучше видать работающих у плотов солдат. Он глядел на солдат, и по его лицу было видно, что он переживал и решал неразрешимый вопрос, что будет с ними, когда сюда подойдут
немецкие танки.
Я почему-то был спокоен. На танках или без танков придётся встретиться с немцами, я их перевидал во всяких видах. Увернуться от верной гибели я со своими людьми всегда сумею, если ничего не смогу противопоставить немцам.
Было жарко и душно. Солнце стояло над головой. Ветра почти не было. Политрук выглядывал из-под каски вспотевший и разомлевший. Он никогда не снимал свою каску. На солнце она нагревалась и ему, естественно, в ней было не по себе. Он даже ночью, когда ложился спать, оставлял её на голове. Он был уверен, что она защитит его от шального осколка и пули. Некоторые солдаты тоже носили каски, некоторые ходили без них.
Политрук говорил, — Дуракам закон не писан, пусть подставляют головы под пули!
Из-под зеленоватой полусферы каски выглядывало такое же круглое встревоженное лицо политрука. Он знал, что посадили их сюда не просто городить плоты и от безделья греться на солнышке и не для того, чтобы прикрыть пустое место между двумя полками, а заткнули в самое узкое место на дороге, где их ждёт верная гибель без всякого сопротивления.
Пройдут часы, настанет решающий момент, подойдут немцы и сотрут их в порошок вместе с землёй. Сюда их бросили на истребление. Он знал, что сегодня или завтра на дороге появятся немецкие танки в сопровождении эскадрильи пикировщиков. Это уже было много раз, и он видел их наяву. Он торопил солдат с плотами, а сам обдумывал, как они встретятся здесь с немцами.
Соков надеялся, что плоты помогут быстро и вовремя смыться. Вот только лейтенант боится без приказа покидать самовольно рубеж. Ушли бы и всё. А там ищи. Можно податься в штаб армии. Вот мы мол пришли, — ищем своих!
Но была надежда. Раз лейтенант приказал строить плоты, значит он давно решился на отступление. Не погибать же им просто так здесь одним. Конечно, всё зависит от него. Он здесь командир и старший начальник. Артиллерист и тот у него в подчинении.
Лейтенант в последнее время замкнулся и больше молчал. Когда он Соков спросил его о подходе немцев, лейтенант, не задумываясь, сказал:
— Немцы пойдут здесь! Больше им идти негде!
— Ты Петя заранее не трусь. Делай всё, что требуется роте. Как будет дальше, посмотрим, сказал слепой. Решать будем по обстановке. Всё что нужно в роте готово. Так что ты Петя сиди и немцев жди. Первое, что они сделают, это врежут нам как следует. Это и беспокоило политрука.
Немцев впереди на дороге не было видно, но тревога не унималась у него на душе. Неизвестность хуже всего. Она угнетала и убивала живого человека. Он посмотрел вверх на гребень бугра, лейтенант и старшина Фомичев командир пулемётного взвода ползали около пулемётов. Они были заняты нужным и серьёзным делом, и через эту занятость нельзя было определить
насколько, в какой степени эти люди переживают и волнуются.
Этот небольшой клочок земли, торчащий бугром на дороге, может стать их последним рубежом. Петя сосредоточенно думал и не находил
012
ответа. Вон глубокий след от его сапога на мягком грунте у самой воды. Вот собственно и всё, что может остаться от него на этом свете.
А крутом, по-прежнему, всё было тихо и спокойно, если не считать раскатистое и надрывное кваканье лягушек в болоте. Весной они особенно голосистые.
Напряжённая тишина действовала на солдат, они почему-то торопились
013.
Я отрывался от пулемётов, смотрел на них и даже «рычал». Как я мог их успокоить?
В это время по дороге из тыла, из чужого полка пришли два связных солдата. Они передали мне новый приказ командира полка разведать господствующую высоту, что находилась от дороги слева. Я должен был поставить там два пулемёта и не допустить немцев на высоту.
Склон высоты резко поднимался от дороги и круто уходил вверх. До вершины высоты от подножья, где проходила дорога, было не менее километра. Высота господствовала кругом. С её вершины, по-видимому, просматривалась вся округа
014.
Я взял бумажку, написанную от руки, в ней говорилось: «Если высота не занята противником, командир пулемётной роты должен занять её и окопаться на ней». Теперь половина роты пойдёт на высоту.
— Сам пойдёт или меня оставит здесь? — прикидывал Петр Иваныч, поглядывая на лейтенанта.
Я сидел поодаль и разговаривал со связным.
— Готовь один пулемёт! — крикнул я старшине Фомичеву.
— Ну вот что Петя! На высоту пойдём вдвоём
015!
Тебе нужно будет знать, что там и как! Может так случиться, что я выйду из строя. Проверь, чтобы солдаты лишнего с собой ничего не брали. Пойдём налегке.
Я снова вернулся к связным из полка и велел им топать обратно
016.
Один из пришедших принёс хлеб и махорку. У него забрали мешок и стали делить продукты на роту. На войне с делёжкой харчей никогда не откладывают. Всё что получают, немедленно делят и раздают. Хлеб и махорка не пули, с хлебом можно и опоздать.
— Передай командиру полка, что я и политрук с одним пулемётом через час будем на высоте. А теперь можно топать обратно!
Связные забрали брошенные пустые мешки и вскоре исчезли за поворотом дороги.
Я поднялся на бугор, ещё раз оглядел стоявшие там пулемёты, спустился к дороге и сказал:
— Фомичев, время истекло! Нам нужно идти! Ты остаёшься здесь и обороняешь позиции. Без моего личного приказа, не отходить!
Пулемётчики подняли разобранный на три части станковый пулемёт и понесли его вслед за нами.
Небольшая группа людей стала медленно подниматься на высоту. Я сказал Петру Иванычу:
— Ты не отставай! Иди рядом и не очень бойся. На высоте нет никого. Я её с утра оглядел в бинокль. Пойдём двумя группами, чтобы при обстреле не накрыло всех сразу.
— Ты вообще в военном деле чего-нибудь соображаешь?
Мы шли двумя группами, пригнувшись и осматриваясь по сторонам.
— Пусть думают, что мы идём с тобой впереди и ничего не боимся! Для солдата важно такое понимание.
Земля на высоте была не пахана, трава и мелкий кустарник росли вольно в высоту
017.
— Как мог политрук идти в каске в такую жару, — думал я, вытирая пилоткой вспотевшее лицо и переносицу.
Пулемётчики то катили, то подхватывали на руки станину, перетаскивая её через кочки и ямы. Постепенно
018,
с подъёмом на высоту, вокруг открывалась далёкая панорама
019.
Я осмотрелся кругом. Горизонт отодвинулся ещё дальше. Видны были леса и поля и уходящая в Белый дорога.
Мы прошли метров триста, я подал команду сделать привал. Я считал, что солдаты тяжело нагружены, им нужно было дать отдышаться, а мне оглядеться кругом. Здесь среди стебельков и солнечных бликов ползали жучки, паучки и стрекотали кузнечики. Было жарко и знойно от солнца и от ходьбы.
Я встал на колени, поднёс к глазам полевой бинокль и стал водить, рассматривая дорогу. Вдруг мой взгляд остановился. Все сразу
020
увидели напряжение на моем лице.
— Танки! — сказал я в полголоса, как бы боясь, что меня немцы услышат.
Я махнул рукой в ту сторону, где на косогор поднималась дорога.
Все, кто лежал и сидел на земле, сразу вскочили,
021
вытянули шеи и, прищурив глаза, стали
022
смотреть на дорогу.
Из низины, в которой раскинулся город Белый, на дорогу выползали темные очертания коробок.
Я оторвал от глаз бинокль, обвёл взглядом своих солдат, как бы проверяя, все ли они на места, и снова припал к окулярам. Все смотрели на меня и ждали, что я скажу.
— Надо возвращаться! — сказал я.
И все с облегчением вздохнули и сразу заторопились.
— Без паники и суеты! — рыкнул я.
— Не бежать! Отходить спокойно!
Пулемётчиков не удержать. Они ещё ниже склонились к земле и стали спускаться с высоты к дороге. Солдаты народ энергичный, если почуют беду!
Пулемётчики и артиллеристы, оставшиеся на дороге, танки не видели. Но потому как мы быстро повернули обратно и поспешили вниз, сразу забегали.
— К бою! — крикнул я,
023
на подходе к дороге.
— Немецкие танки и пехота
024
идут на нас по дороге!
Солдаты врассыпную кинулись занимать свои места согласно боевому расчёту. Пулемётчики знали, что они должны делать и как вести себя по команде «К бою!». Наводчик за пулемётом. Его помощник у ленты с коробками. Подносчик патрон
025
ниже наготове. И не дай бог, что кто-то из них прозевает
026
и сделает не так этого требует бой. У пулемётчиков отработано
027
дело. Мы тоже отступали и отходили. Но я всегда считал главным для себя сохранить людей, не потерять их без пользы делу. Наступала решительная минута, и я в такие минуты был зол и решительно собран. Воля заставляла мгновенно работать меня.
028
Отсюда с бугра танков противника ещё не были видно. Они ползли сейчас где-то там на подходе к перевалу.
Артиллерист лейтенант посадил своих солдат под бугор, подбежал к сорокапятке, зарядил её бронебойным, откинул часть кустов, которые закрывали
029
щит и стал крутить ручки.
У орудия он остался один
030.
Солдаты артиллеристы сидели возле Сокова.
— Вынь наган! — крикнул я Сокову. И стреляй каждого, кто без моей команды шагнёт к болоту!
Политрук расстегнул кобур, но доставать наган
031
не решился.
Мне было важно, чтобы в самый страшный и
032
напряжённый момент не появилась паника. Пусть у каждого трясутся поджилки. У меня у самого на душе не спокойно. Мне нужно, чтобы ни один человек не побежал. Петр Иваныч смотрел на меня. У него на лице было написано:
— Что же ты хочешь делать? Стаять против танков? Такого ещё не бывало!
— Почему револьвер у тебя не в руке. Отвечаешь головой, если хоть один солдат сунется в болото!
После моего окрика все прильнули к земле.
033
Через несколько минут трясучка прошла. Солдаты успокоились. Волнуйся, не волнуйся! Приказано сидеть! Всё равно никуда не
034
денешься. А я в такие минуты почему-то был зол.
Теперь у солдат появились желание взглянуть на немецкую танковую колону, которая громыхая шла по дороге и с каждой минутой приближалась
035.
Нужно было выяснить, насколько она страшна и опасна.
— Не высовываться! — крикнул я и припал к стереотрубе.
Солдаты хотели сами окинуть одним глазом и оценить обстановку, посмотреть на ползущие танки, а их окриком прижали к земле.
Лежать за обратным скатом и перед собой ничего не видеть,
036
даже непривычно. В пехоте обычно, чуть шевельнулся немец, все высунули
037
головы, глазеют на него, чего он там собирается делать. А тут танки идут и взглянуть не дают. Может он ползёт как раз на тебя. Может нужно чуть подвинуться в сторону, чтобы гусеница мимо прошла. А командир роты орёт, — «Не высовывайся!». Ну и дяла! Лежи как бревно
038.
Слушай, поворачивай, нажимай и ничего не видь! Я рыкнул ещё раз на солдат, и они прилипли к своим местам.
Вот из-за края дороги показался задранный кверху ствол танковой пушки, затем чёрная башня, гусеницы и плоское дно. Вот он, первый танк на дороге во всей своей громаде
039.
Он качнулся разом вперёд и вывалился на дорогу. Следом за ним появились ещё. Я стал считать их по порядку. Слева и справа по обочине дороги шла немецкая пехота с автоматами и винтовками наперевес. Они, как и политрук Соков, были все в железных касках.
— Это хорошо! — подумал я. Ни одного в пилотке. На всех стальные шлемы. Народ трусоватый. Храбрецов не видать. Рукава закручены. В зубах сигареты. Это они от страха. Так, для внешнего вида.
040
Френчи нараспашку, а шаг торопливый, мелкий и неуверенный. В стереотрубу всё хорошо видно, даже их пыльные лица.
Давайте поближе соколики на эту линию, сюда. Сейчас мы вам всыпим! Четыре пулемёта. Тысяча выстрелов в минуту. Интересно как вы
041
будете метаться по земле. У нас всё точно пристреляно.
042
Уйти от встречи с танками, бросить пулемёты на плоты, это нам одна минута. А там ищи нас в кустах. Всё болото заросло белыми березками. Но мы вам сначала всыпим свинца.
Я достаточно воевал. Был не раз в кровавых переделках. Появление танков и немецкой пехоты на меня ни сколько не подействовало, как это было раньше.
043
Немцы шли по дороге и
044
пока не стреляли. Да и куда им собственно было стрелять, когда ни на дороге, ни на бугре ни одной живой души не было видно.
Когда последний танк выполз из низины, я насчитал их всего шесть. Немецкая колона
045
ползла к Пушкарям, так называлась деревня стоящая где-то на дороге сзади за нами. Немцы должны были пробить, дорогу на Оленино и соединиться со своей Ржевской группировкой.
Танки шли по дороге друг за другом одной колонной. Впереди, прикрывая своей громадиной, двигался тяжёлый немецкий танк. Длинный ствол его пушки то резко опускался, то поднимался над дорогой. Тоненький ствол нашей сорокапятки имел жалкий и убогий вид.
Танк повёл из стороны в сторону стволом, делая вид, что хочет прицелиться.
046
А что он может нам сделать? Ударить в пустой бугор с той стороны? Это нам, как слону дробиной в задницу.
Но вот танк пересёк наш первый пристрелочный огневой рубеж, который
047
сейчас был под прицелом наших пулемётов. К рубежу приближалась пехота.
— Всем приготовиться! — крикнул я, оторвавшись от стереотрубы.
Артиллерист быстро завращал ручкой наводки и крикнул мне:
— Буду бить по гусенице! В лоб его не возьмёшь!
— Маленько подожди! Я крикну, когда бить! Ты всё время гусеницу лови!
Командир взвода припал к орудию, а я следил за танком, не отрываясь от трубы.
— Из орудия по танку… — на распев закричал я, — Огонь!
Пушка вздрогнула, блеснула ярким пламенем, дыхнула дымом, по собачьи как-то тявкнула тоненьким голоском и обдала дорогу облаком пыли. Лейтенант метнулся от пушки
048
через дорогу к подножью нашего бугра и в два прыжка оказался
049
около своих солдат.
— Ну что попал? — крикнул он мне снизу.
Я смотрел в стереотрубу. Может и попал. Я точно не видел. Гусеница на танке была цела. Танк продолжал ещё ползти.
— Гусеница не сползла! — крикнул я лейтенанту.
После нашего выстрела танк прошёл несколько метров и остановился, повел медленно стволом. Вот он довёл ствол до створа сорокапятки, замер на мгновение, рявкнул глухим раскатистым басом. Как бык рыкнул на плюгавую дворняжку. Сорокапятку подбросило вверх и в облаке взрыва ствол, щит, лафет с колёсами разлетелись в разные стороны, промелькнув над кустами.
— Видел лейтенант?
— Видел! — ответил я и привалился к наглазникам стереотрубы.
Я знал, что артиллерист без моего разрешения никуда не уйдёт. Он подполз на четвереньках ко мне и лежал чуть ниже
050.
А его солдаты смотрели вверх, ожидая моего разрешения. Политрук Соков насупившись смотрел на них из-под бровей.
Уничтожив нашу пушку, танки остановились. Они видно ждали другого выстрела из амбразуры прорытой под высотой. Но амбразура была пуста, и они это не видели.
051
Пушек у нас больше не было.
Я подал команду пулемётчикам и припал к окулярам трубы. Четыре пулемёта захлебываясь ударили по немецкой пехоте. Пули резали всё и траву, и кусты, и людей
052.
В трубу были видны всплески пыли на дороге.
Немецкая пехота шла, рассыпавшись по всей ширине пространства дороги. Немцы не ожидали встретить здесь такого плотного огня в упор.
На дорогу легли убитые и раненые. Живые, кто успел, попрятались за остовы танков.
Артиллерист лейтенант подполз ещё ближе ко мне.
— Пушка разбита! Отпусти нас, как договорились!
Я оторвался от трубы, посмотрел на него, увидел на его лице нетерпение и страх. Он верно подумал, что я заставлю его отбиваться от немцев из винтовок.
— Ты же сам сказал! — протянул он жалобно и
053
пискливо.
— Хочешь взглянуть? Сколько немцев лежат на дороге? Посмотри, это нужно для дела! Лейтенант приник к трубе и отползая немного вниз сказал:
— Да! Вот это дело!
— Ну ладно иди! Забирай своих солдат! Пойдёшь через болото.
— Майору скажешь, что танки подошли к высоте. Пуша разбита. Пулемётчики режут немецкую пехоту. Я буду здесь стоять, пока танки не подойдут к высоте.
— Политрук, — крикнул я Сокову, — Отпусти их!
Лейтенант артиллерист в один миг скатился к своим солдатам, те вскочили на ноги, засуетились на месте, вошли в воду и исчезли в кустах. Пулемётчики с сожалением и завистью смотрели в болото. Теперь политрук Петр Иванович пополз ко мне на бугор. Он поправил каску, утёр ладонью вспотевшее лицо и тихо спросил:
— Ну, а мы чего будем делать? Одними пулемётами танки
054
держать! Может, и мы махнём на ту сторону? Свидетелей нет!
— Не спеши Петя! Торопиться нам теперь некуда! Немецкие танки стоят. Уйти с высоты мы в любую минуту успеем.
— Я отпустил лейтенанта. Ты правильно сказал. Я избавился от него. Надеюсь, ты меня понял?
— Сползай вниз и видом не показывай, что ты чего-то боишься.
Я припал к окулярам трубы. Пулемёты продолжали бить короткими очередями.
Скат, обращенный к немцам, совершенно пуст и недвижим. Ничто не мелькнет на нём, потому что мы лежим за обратным скатом. Стрелять из пушек по пустому бугру бессмысленно. Танки вперёд не пойдут. Они подавят на дороге убитых и раненых. Им нужно убрать с дороги убитых и раненых, а этого сделать до ночи мы им не дадим. Но если они тронуться, то рота спокойно успеет всё погрузить на плоты и спуститься в болото. На болоте кругом деревья, белые берёзы и зелёные кусты. Людей и плотов в двадцати метрах не будет видно.
— Пулемётами танки держим! — крикнул я, чтобы слышали все солдаты.
— Мы за обратным окатом! Немцев бояться нечего!
— Главное
055
спокойствие! Не дать им подняться с дороги! Славяне!
Последнее слово я
056
выкрикнул.
Солдаты видели, что я со стереотрубой лежу выше всех, и это в них вселяло твердость и уверенность. Но по лицам их нельзя было сказать, что они от моих слов воспряли духом, что у них нет ни сомнений, ни страха и они не волнуются.
Миномётов у немцев не было. Ковырнуть нас за обратным скатом
057
им было нечем. Узкая полоса дороги не позволяла танкам податься в сторону.
Время идёт. Танки стоят. Убитые и тяжело раненые лежат на дороге. Пехота спряталась за танки. Танки без пехоты вперёд не пойдут. Они бояться бутылок с горючим, которых у нас нет. Они бояться бокового удара из-за бугра. Не стоит ли у нас за бугром вплотную к дороге заряженная бронебойным снарядом пушка.
Нужно попробовать выкурить немцев из-за двух передних танков. Сделать это просто. Я подал команду убавить прицел. Теперь пули должны пойти под брюхо переднего танка. Они ударят по булыжнику дороги и рикошетом
058
пойдут по ногам. Все, кто спрятался за танками, получат порцию свинца. Посмотрим, как они сейчас запляшут.
Пулемётчики стреляли вслепую. Перед ними прицельные колышки. Танков и немцев они не видят. По моей команде они поворачивают лимб.
— Уровень меньше 0-02, 0-03, левее 0-02, пятьдесят патрон, короткими очередями. Огонь!
Смотрю в трубу. Немцы за двумя передними танками заметались. Я вспомнил дуэль немецкой пушки и станковых пулемётов, установленных на обратных скатах под Белым. Я отпрянул от трубы и с удовольствием потёр руки. Теперь мы пулемётным огнём держали немецкую пехоту и танки. Это была невиданная наглость с нашей стороны. И, если хотите, немцы почувствовали в этом нашу
059
силу и для себя ловушку.
Когда было видано, что при виде колоны танков русские не бегут. По какой немецкой науке, немецкая пехота с танками несла на дороге потери. Немцы заметались в пыли, когда по ним из-под брюха ударили пули.
Немецкие танкисты шарили своей оптикой по гребню голого бугра, но сколько они не смотрели, ни вглядывались, обнаружить ничего не могли. Пулемёты били с обратного ската.
И что ещё характерно. Я заранее приказал снять с пулемётов стальные щиты, чтобы они не выступали выше стволов. При стрельбе из пулемётов пули шли в начале чуть вверх, к гребню высоты. А затем по кривой опускались к дороге. Вот и вся хитрость.
Пулемёты стояли ниже уровня гребня. Вспышек и дыма от стрельбы пулемётов немцы не могли видеть. Немцы перед собой видели голый бугор, который стоял поперёк дороги. Дорога огибала его зажатая между бугром и большой высотой.
Уничтоженная пушка могла быть приманкой, и немцы видно не решались схода идти на бугор. Из-за бугра в бок танку могло ударить более мощное орудие
060.
Получи передний танк выстрел в упор, боковая броня будет навылет пробита. Танк своей громадиной закроет узкий проход. Почему эти русские так уверенно бьют из пулемётов?
Я подал команду пулемётчикам прекратить огонь. Посмотрим, что будут делать немцы? Стрельба прекратилась. Стало совсем тихо. Время как будто остановилось.
Если все мои предположения верны, то дело здесь без авиации не обойдётся. Вечером вряд ли сюда прилетят пикировщики. Они обычно начинают свою работу с утра. Танки пойдут вперёд после бомбёжки. Так всегда было.
Именно таким манером они разгромили наших под Белым.
А сейчас немцы ждут ночи, чтобы вынести раненых и убрать с дороги убитых. Убитых они давить гусеницами не будут. На живых это действует нехорошо. У немцев вообще покойники в большом почёте. Они их не бросают. Стараются где можно всех их вынести и похоронить с почётом.
Здесь было действительно выгодное место. С одной стороны бугор и болото, с другой подъём на господствующую высоту. Я знал по опыту прежних дней, что немецкие танки остерегались открытых высот. Они выбирали для хода закрытую складками местность.
День подходил к концу и врядли они сунутся или что-нибудь предпримут.
Вначале, при подходе немцев пулемётчики струхнули. Шутка ли! Колона танков шла по дороге на них. Сколько раз приходилось наблюдать солдатам своих собратьев с поднятыми вверх руками.
Я оторвал голову от стереотрубы, посмотрел назад, хотел взглянуть на пулемётчиков, как там они. Парамошкин лежал у пулемёта и спокойно почёсывал за ухом. Он ждал моей команды. Он вытянул шею, навострил уши, когда увидел, что я смотрю на него.
Здесь всё в порядке! — решил я. А вот справа пулемётный расчёт старшины Фомичева копался с пулемётом. Потные, торопливыми движениями рук они перебирали что-то.
— Ну что ещё там? — крикнул я в их сторону, — Фомичёв! Проверь пулемёт сам! Чего у них там руки трясутся?
Старшина Фомичев быстро подобрался к пулемёту, поставил затвор на место, хлопнул крышкой ствольной коробки и доложил:
— Пулемёт к бою готов, товарищ лейтенант!
Время шло. Немцы стояли. Солдаты осмелели, воспряли духом. Послышались всякие шуточки, появились и неприличные слова.
Солдаты видели, что я лежу на бугре, спокойно и зло покрикиваю и не собираюсь убирать трубу и пятится задом. А это значит, что всё идёт как надо.
Танки стояли. Немцы не высовывались. Пулемёты молчали. Но стоило где-нибудь мелькнуть или шевельнуться немецкой пехоте, я подавал команду, и все четыре пулемёта сразу оживали.
Повеселел народ. Стал смелее смотреть. Политрук Соков, молчавший всё время, подал свой голос.
Я позвал старшину Фомичева и велел ему наблюдать в стереотрубу.
— Держи их за танками? Будут высовываться, бей короткими очередями!
— Патронами на сори!
— Ложись старшина! А я пойду вниз перекурю, пожалуй!
Спустившись вниз, к подножью бугра, я подсел к политруку и закурил
061.
— Ну что Петя? А ты сразу хотел нырять в болото!
— Помнишь немецкую пушку? То была наша первая проба. А теперь вторая.
— Но не думай, что немцы дураки. Что они свиста пуль испугались. Они ждут авиацию. Немцы воюют по правилам. У них всё делается по науке и наверняка. Они на авось, как мы, не воюют.
— Так вот дорогой Петя, утром вставай пораньше, пока над болотом будет туман. Будь на ногах. Нас с утра ожидает хорошая бомбёжка.
Политрук невольно оглянулся, посмотрел на край болота, где на мокрой глине отпечатался его след сапога. Там в воде, около берега стояли наши плоты.
— Да-да! Ты меня правильно понял! Но только учти! При появлении пикировщиков драпать нельзя. Зайдём в болото и затаимся. Пусть бомбят пустое место. А когда самолёты отбомбятся и пойдут обратно, мы ещё посмотрим в какую сторону нам идти. Мы можем вернуться и опять занять свои позиции. Если, конечно, танки раньше нас не тронуться с места.
— Как тебе нравиться такой план политрук?
Политрук после всего сказанного сгорбился, поднял кверху плечи, и ничего не ответил.
— И вот тебе моё поручение! Обойдёшь всех и поставишь им боевую задачу на завтра. Растолкуй им подробно. Со всех, кто останется в живых, лично сам спрошу за выполнение боевого приказа. И eщё! У старшины Фомичева есть весьма шустрый парень. Он готов всё бросить и драпануть у всех на глазах.
— Так вот! Я буду занят немцами и пулемётами, а ты приглядывай за ним и за всеми. Предупреди его. Если он спаникует, ты лично приведёшь мой приказ в исполнение. Он один может погубить всю роту.
— У тебя есть спички? А то я завернул и прикурить нечем.
— Нет! Спичек давно не давали.
— Эй! Парамошкин тащи сюда свою адскую машину-громыхало. Добудь нам с политруком огонька. А то прикурить нечем!
Пулемётчик, рядовой солдат Парамошкин, удостоенный приглашения в компанию командира, улыбаясь спустился с бугра, засунул руку в карман, достал из кармана кусок кремня, обрубок напильника и завернутый в тряпицу фитиль. Парамошкин громыхнул напильником по камню, посыпались искры, фитиль задымил, завонял и засветился красным тлеющим
062
огнём. Парамошкин
063
подул на него. Мы прикурили.
Солдат, понимая что без него не обойдёшься даже в таком плёвом деле, как добыча огня, аккуратно завернул свою адскую машину в тряпицу и с достоинством отправил её обратно в карман. Политрук поправил каску. Я прилёг и с удовольствием закрыл глаза. Да, вот как бывает!
В штаб армии наверно доложили, что люди соседнего полка держут дорогу. А здесь стоит гвардейская рота и наводит на немцев сомнение и страх.
Гвардейцы дивизии. Три полка солдат. Топают сейчас по пыльной дороге из Белого на Смоленск. Пленные! А чем они виноваты?
[Это] дело рук Березина
064,
Ковалёва и подобных им в том, что дивизия попала в такое положение. Командиры полков, батальонов сразу разбежались кто куда, побросали роты, солдаты попали в плен.
— Ну, как там немцы? Старшина! — сказал я, подымаясь с земли.
Я забылся казалось на минуту, а пролетел целый час.
— Раненных таскают! Загородились лёгким танком.
— А чего не стреляешь?
— Патроны берегу! Сами сказали. Да и стволы нужно остудить.
— Ладно студи! Только смотри за немцами в оба!
Из взвода, который стоял сзади нас, прибежал связной солдат.
— Младший лейтенант спрашивает, что нам делать.
— Передай младшему лейтенанту пусть явиться ко мне.
— Давай быстро, бегом назад!
Я ничего не сказал солдату на счёт танков и пехоты противника. Пусть командир взвода сам придёт и посмотрит. Солдат убежал.
Через некоторое время явился младший лейтенант. Я велел ему подняться к гребню и посмотреть в стереотрубу. Мл. лейтенант припал к окулярам и увидел танки. Он никак не предполагал увидеть их. Спустившись к подножью бугра, бледный и взволнованный, он уставился на меня. Мне даже показалось, что он смотрит и видит меня в последний раз. У него были широко раскрыты глаза.
— Ты понял, что здесь происходит?
Младший лейтенант молчал.
— Вы будете отходить самостоятельно по дороге вокруг болота, — сказал я. Участок дороги до поворота преодолеете быстро. Потом по кустам. Немцы вас не увидят. Отход начнете, не дожидаясь моей команды. Но окоп свой покинете только тогда, когда увидите, что нас здесь нет, и когда немецкие танки пройдут этот бугор. Пока танки за бугром
065,
окопа не покидать! Мы можем вернуться назад. Людей собери в одно место. Пусть не болтаются. Имей в виду, что с рассветом могут появиться пикировщики. Они летают низко. Сверху им всё видно. Они могут появиться в любую минуту. Ночью немецкие танки не пойдут. Утром они будут бомбить наш бугор. Вас они не тронут. Главное, чтоб твои солдаты не бегали.
— Вот собственно и всё!
— Ты на фронте новичок. Но скоро привыкнешь ко всему!
— Всё ясно?
— Ясно!
— А раз ясно!
066
Отваливай назад!
Младший лейтенант поднялся и побежал по дороге. Его сгорбленная, худенькая фигура мелькнула над дорогой последний раз.
День подходил к концу. Вечером пикировщики не летали. Все свои чёрные дела они начинали с рассвета.
Ночь прошла тихо. Немцы периодически светили ракетами. Ракет не жалели. Я раза два поднимался на гребень и смотрел в их сторону. Давал команду дать огоньку. Потом спускался вниз, приваливался к выступу бугра и закрывал глаза. Засыпал мгновенного, спал чутко, просыпался от всякого шороха. Через час, полтора открывал глаза, прислушивался к тишине, поворачивался на бок, окликивал часовых, спрашивал их — Как там?
Рассвет подкрался незаметно. Взошло солнце. И вот со стороны города показались пикировщики. Связь у немцев работала отлично. Танки ждали их. Я велел дать по две короткие очереди из всех пулемётов и грузить их на плоты.
|